поцелуя.

Картина 3-я.

Та же квартира Доброрадова, но уже стильно отделанная и оформленная согласно безупречному природному дизайнерскому вкусу его подруги Алёны.

Доброрадов, одетый в удобную домашнюю куртку, сидит в старинном лакированном кресле-качалке и что-то читает в лежащем на его коленях ноутбуке. Кресло-качалка покачивается, задевает высокой спинкой торшер, отчего свет в комнате тоже словно покачивается. Создаётся атмосфера зыбкости.

Входит Алёна.

АЛЁНА. Я позвонила. Сейчас девочки нарисуются. Я им дала твой телефон. Их трое: моя внучка и её соседки по комнате в общежитии.

ДОБРОРАДОВ. Твоя внучка живёт в общежитии?!

АЛЁНА. Представь себе. Полгода с ней воевали всем семейством, даже сватья, которой всё обычно по барабану, кроме фитнеса – помешалась на старости лет, и та подключилась, но девка упёрлась, как герой-подпольщик. Хочу, дескать, самостоятельности – и не препятствуйте мне!

ДОБРОРАДОВ. Мне кажется, дело вовсе не в самостоятельности, а в свободе.

АЛЁНА. Ясное дело! Надзора, как дома, в общаге нет, делай, что хочешь – я ж понимаю. А про самостоятельность и говорить не приходится, если родители и за общагу платят, и на прокорм дают.

ДОБРОРАДОВ. Чего ж тогда она решила подрабатывать?

АЛЁНА. Да с парнем со своим хотят квартиру снять. Ну или комнату.

ДОБРОРАДОВ. Понятно. (Помолчав) Которая из них?

АЛЁНА (долго не отвечая). Знаешь, я решила не говорить тебе. Всё же совсем другое поколение: иные, порой странные для нас понятия, принципы, устои. Ты положишься на мою рекомендацию, а потом окажется, что она тебя не устраивает – отношением к делу, необязательностью…

ДОБРОРАДОВ. Она что же, настолько безответственная?

АЛЁНА. Да вроде нет… И всё равно мне эти молодые – как инопланетяне. Бог знает, что у них на уме, какая к тому или иному занятию мотивация – ну и так далее. Словом, не хочу, чтобы выглядело потом, будто я навязала тебе по-родственному некондицию.

ДОБРОРАДОВ. Воля твоя, конечно… А может ты и права… У меня внук ещё маленький, второклассник, так что если и инопланетянчик, то с менее сложной, конечно, организацией. Хотя… Я и его далеко не всегда адекватно понимаю. Но в его возрасте наше взаимное недопонимание можно компенсировать чувствами – обнимашками там, целовашками, а со студенткой это, ясно, не прокатит.

АЛЁНА. То-то и оно… Ладно, пойду – не хочу, чтобы внучка тут меня видела: ещё чего доброго такого нафантазирует.

ДОБРОРАДОВ. Бог мой! Ну, знакомы мы сто лет – что в этом компрометирующего?

АЛЁНА. Я ей с подружками так и сказала: мой старинный знакомый, поэтому не тушуйтесь – не съест.

ДОБРОРАДОВ. А если съем?

АЛЁНА. Их-то? Этих инопланетянок? Или подавишься, или отравишься. Так что лучше и не поползновляйся.

ДОБРОРАДОВ. Ну-ну…

Алёна уходит.

Доброрадов продолжается качаться в качалке, задевающей торшер.

Звонит мобильный телефон. Доброрадов принимает звонок.

ДОБРОРАДОВ. Да, слушаю. А-а, это вы – одна из соискательниц работы у меня? Как вас величать? Инга? (Смотрит на часы на стене). Что ж, вы пунктуальны – это очень похвально. Не то чтобы именно сейчас для меня так важны были какие-то пять-десять минут, да и полчаса в общем-то, но просто приятно иметь дело с уважающим тебя человеком. Не зря ж говорят, точность – вежливость королей. Я добавлю: и королев. Впрочем, вы покамест только принцесса. Давайте, подходите к домофону и набирайте номер квартиры: я сразу открою. Потом – на 38-й этаж. Знаете? Ну и прекрасно.

Выходит из комнаты. Слышится звонок домофона в прихожей. Голос Доброрадова «Отворяю», и вскоре возвращается он сам и ведёт с собой Ингу.

ДОБРОРАДОВ. А где же ваши подружки? Я понял так, что вы втроём собирались ко мне.