– Что ты в мехах понимаешь! – обиделась Клара Борода и убрала обновку в шкаф.

Девушки быстро нарезали хлеб, открыли консервы «килька в томате». Закуска к выпивону была готова. Отмечали начало последнего года обучения.

Нина, приняв на голодный желудок стакан вина, поняла, что ей стало очень хорошо. Как-то необычайно весело и свободно. Она села на подоконник открытого окна и стала смотреть вниз. Когда под окном появлялся какой-нибудь молодой человек, она кричала ему «эй!» и махала рукой. Кто-то смеялся, кто-то крутил у виска пальцем. Нине становилось все веселее. Она распоясалась и стала бросать в прохожих скрученные из бумажек шарики. Варя испугалась, что подружка от полноты чувств может, как Карлсон, полететь, и оттащила ее от подоконника. Нина зарыдала. Она еще не знала, что веселье при опьянении сменяется жуткой тоской и чудовищной головной болью. Испытав на следующий день весь букет этих неприятных ощущений, она сразу и на всю жизнь поняла, что невозможно безнаказанно получать удовольствие при помощи искусственных средств.

Сентябрь вступил в свои права, яркие краски осени наводили на мысль, что с блеклым имиджем тоже надо что-то делать. Нина обзавелась в аптеке таблетками гидроперита и решила изменить цвет волос. Первая окраска была неудачной. Из шатенки она превратилась в желто-соломенное чучело. Клара Борода, увидев ее на занятии, покачала головой и с видом искушенной в искусстве грима женщины, посоветовала повторить попытку. Но и вторая попытка волосам Нины не прибавила прелести Мэрилин Монро. Пришлось идти в парикмахерскую. Там дело профессионально довершили. Блондинкой Нина выглядела намного симпатичнее.

Осень, словно зная, что Нине пока нечего надеть, кроме легкого плаща, медлила с морозами. Но температура воздуха все-таки неуклонно понижалась. Под плащ приходилось надевать все теплые кофты.

– Скоро примерка? – спрашивала Нина Бороду.

– Какая ты нетерпеливая, Вихрова. У мамы много работы. Пока не готова, – отвечала она.

Наконец наступил долгожданный день. Была середина октября. На Урале – самое время переходить, не то, что к демисезонному – к зимнему пальто. На примерке на Нину повесили что-то сметанное на живульку, бесформенное, непонятное, свисающее с нее хламидой.

– Фасон рукавов «летучая мышь», – пояснила портниха, – ткань тонкая, так лучше сидеть будет. Нина ушла в глубоком раздумье, что за мышь такая?

Через неделю пальто было готово. Страхи, что фасон безнадежно испорчен, оказались напрасными. Пальто действительно хорошо сидело на Нине, как на моделях вышедшего в Союзе красочного Журнала Мод и придавало ей столичный вид. Модно то, в чем ты себя чувствуешь красивой. Удобно, как в собственной коже.

В субботу она вымыла свои обесцвеченные волосы синькой, отчего сама себе напомнила куклу Мальвину и отправилась на вечер танцев в Политехнический институт. Это было время, когда молодежь интересовалась современными поэтами, когда организовывались студенческие диспуты, когда возник КВН, когда на сцене появился Муслим Магомаев. Жизнь бурлила, в обществе ценились умные мысли и свежие идеи. Образованию придавалось большое значение, и все, кто способен был пережить трудности студенческого быта, потом уже не боялись в жизни никаких других трудностей. В этот вечер Нина познакомилась с интересным парнем, которого звали Борис Великанов. Она стояла на балкончике зала и сверху наблюдала за танцующими. Рядом оказался молодой человек приятной наружности. Они перебросились парой слов, посмеялись над шутками друг друга, сообразили, что у обоих острые языки, и познакомились. Великанов пошел ее провожать. Два раза в неделю – по средам и субботам, Нина стала бегать к нему на свидания. Ей нравилось, что он красиво ухаживал, приглашал в кафе, угощал конфетами. Постепенно Нина привыкла к тому, что он рядом. Однажды Борис предложил ей сходить в драматический театр на «Пигмалиона». Название пьесы Нине ничего не говорило, но она понимала, что за этим походом в театр стоят серьезные намерения Бориса. Нина к тому времени знала, что Борис живет с родителями и младшим братом. Его отец был крупным советским чиновником в Уральском Совнаркоме, мать могла себе позволить не работать. Элита! Нина, по вечерам глядя на свое отражение в зеркале, все чаще со смыслом произносила фамилию «Великанов», примеряя ее на себя.