– Убирайся! – театральным шепотом стала прогонять она парнишку, чтобы не разбудить соседей.

Он стал кричать, что любит ее, что никуда не уйдет, пока она не выйдет к нему. Нина возмущенно ответила, что он ей безразличен, что с ее стороны это было просто шуткой, и захлопнула окно. Поняла, что Антон, который сейчас проявился в ней, становится все жестче.

Утром, благополучно сдав экзамен, Нина вышла из училища. На противоположной стороне улицы стоял, согнувшись пополам, Витя. Он корчился в спазмах, его рвало. Организм отравился большим количеством алкоголя, который он влил в себя с горя. Увидев ее, он гневно отвернулся.

Больше Нина его не видела. Говорили, что он бросил музыкальное училище, и его сразу призвали в армию. Став взрослой, Нина корила себя за то детское недомыслие, граничившее с жестокостью, из-за которого Витина судьба пошла наперекос. Она даже хотела написать в программу «Жди меня», чтобы извиниться перед ним. Да так и не собралась. Все было потом в Нининой жизни. Ее предавали, она предавала. Но почему-то этого мальчика, его обиду, его боль, и свою подлость по отношению к нему она запомнила на всю жизнь. Ей и сейчас, когда она лежит в этой поганой яме, перекошенное от страдания и боли лицо этого мальчика покоя не дает…

…Антонина поменяла положение. Подтянулась спиной к трубе, осторожно прислонилась. Так ноге было легче. Можно даже подремать…

Еще свердловская жизнь Нины была отмечена двумя необыкновенными событиями: полетом Юрия Гагарина в космос и приездом Фиделя Кастро в Свердловск.

Нина, вместе со всеми, повторяла слова:

Тут в стране стали происходит какие-то непонятные события. В магазинах исчезла сначала мука, макароны, печенье, потом белый и черный хлеб. В Свердловск разобраться с непредвиденной ситуацией приехал Никита Сергеевич Хрущев, но народ, забросал его тухлыми помидорами и гнилой картошкой. Хрущев обиделся и уехал. Стало еще хуже. Ввели карточки на хлеб. Нине на день полагалась четвертинка черного. В родном городе положение было немногим лучше. Семья Вихровых, благодаря матери, работавшей бухгалтером в ресторане, еще осенью запасла мешок муки. Мать напекла разных плюшек и отправила Нине посылку за двенадцати-летним братом. Худенький Виталик на пригородном поезде преодолел двести километров, без особых претензий перено-чевал в огромном сидячем кресле, и на следующий день отправился в обратный путь. Нина оценила своевременную помощь из дома. Когда в магазинах исчезают самые обыкновенные продукты, к которым привык, то отсутствие их кажется трагедией.

…Наташка, оказывается, была беременна уже четвертый месяц. Поделать ничего было нельзя и свадьба, которую они со своим пианистом запланировали на время, когда Наташке исполнится восемнадцать, состоялась в срочном порядке. Родители пианиста, люди с настоящей дворянской кровью, которую в хрущевские времена уже никто особенно не скрывал, с опаской пришли знакомиться к Наташкиной матери, полковой жене, разведенке, работающей вольнонаемной в управлении Уральского военного округа. Пока Наташкин отец учился в Академии Генерального штаба, мать Наташки привыкла всем начальникам отдавать честь. Отдавала, отдавала, так всю и отдала. Муж, узнав об этом, остался в Москве, а у матери теперь раз в неделю ночевал приходящий друг, – баянист из Уральского народного хора, и она, разочаровавшись в своем альтруизме, никаким соблазнам больше не поддавалась.

Родители жениха сели на краешек дивана, неспешно осмотрели скромную обстановку квартиры и вежливо выслушали условия противной стороны. Напор хозяйки их немного смутил, но они подавили в себе возникшее чувство неловкости. Привыкли воспринимать мир таким, каков он есть. Их будущая сватья, крашеная блондинка с подведенными морковной помадой губами, требовала, чтобы дочь после бракосочетания переехала в дом жениха. Чтобы не бросила из-за рождения ребенка училище. Чтобы платье сшили на свадьбу пышное и красивое, чтобы кольцо на руке – настоящее золотое, а не какая-нибудь подделка пополам с серебром, и, чтобы на столах была икра и даже фрукты.