Пожалуй, единственное, что меня тогда хоть как-то радовало в жизни, – это мои друзья. Они, конечно, не были гордостью моего поколения, но точно были его отражением. Интересовались они абсолютно всем, от чего считали себя всесторонне развитыми личностями. На первый взгляд звучит неплохо, но вот проблема в том, что знания их были весьма поверхностные. Оттого почти любая их беседа сводилась к вбрасыванию какого-нибудь неоспоримого факта, ну или чьей-нибудь умной мысли, а после уж они несли всякую ахинею или, вернее сказать, выдавали за истину абсолютно ничем не подкреплённую отсебятину.
Но было в них и то, в чём невозможно не отдать им должное, – их сумасшедшая целеустремлённость и фантастическая работоспособность. Их девиз состоял из одной фразы: «Во что бы то ни стало добиться своей цели». А цели их поистине были огромны. Стоит сказать, что и работали они соизмеримо своим целям. А если быть ещё точнее, то вся их жизнь сводилась лишь к работе. И я уверен, что они смогли бы многого добиться, если бы не эта их постоянная спешка, – им как нельзя лучше подходила ещё одна фраза: «Пятилетку за три года, миллион за месяц». И в этом, думается мне, им стоит только посочувствовать: очень нелегко жить в нескончаемой погоне за деньгами, карьерой и успехом. Но что поделать? Они иначе не могли. Их непомерные амбиции ни за что не позволили бы им остановиться и перевести дыхание, какими бы последствиями им это ни грозило. Как итог – жизнь в ощущении давления со всех сторон, бессонница и постоянный стресс. Конечно, они никому этого не показывали. На публике, где их никто не знает, они вначале сдержаны, крайне приветливы и нарочито доброжелательны, а как освоятся, то тут, минуя искренность, стремительно впадают уж в другую крайность, где царит фальшивая открытость и резко гипертрофированная болтливость.
Вообще мои друзья были людьми весьма общительными. Порою даже слишком. Они, так сказать, лидеры, что тащат за собою всех и даже тех, кто их об этом не просил. И тут нетрудно догадаться, что это нравилось не всем. А так как ругань, драки и скандалы для них сродни дурному тону, то неизменно каждый раз они внимательно следили за чертой, которую во избежание проблем старались не переступать.
Их было двое: голубоглазый Влад и кареглазый Боря. Влад ростом был с меня, фигура средняя, чуть узковатые плечи. Слегка картавил и всегда ходил вразвалку. Имел соломенный цвет волос и был большим любителем футбола. Борис же сильно отличался. Он был русый, довольно полноват и ростом ниже нас. Любил шутить, но только не о деньгах.
Мы подружились ещё на первом курсе университета, а после всю учёбу были неразлучны. Но после выпуска мы стали видеться гораздо реже, ведь, как я говорил чуть выше, для них вся жизнь сводилась лишь к работе. Правда, была у нас одна традиция, которую мы никогда не нарушали. Каждую субботу, что бы ни случилось, мы обязательно собирались у Бориса на даче. На деле это был своеобразный день отчёта о достижениях и неудачах за неделю, но Влад настаивал на том, чтобы мы называли наши встречи собранием клуба будущих миллионеров.
Так вот, во время всей учёбы и после её завершения где-то года два нас в этом клубе было только трое. Пока в июне 2003-го года Влад не привёл к нам свою Веру, с которой он начал встречаться где-то за месяц до этого. Мы с Борей относились к ней терпимо – радовало, что наши встречи с её появлением несильно изменились. Всё дело в том, что Вера была довольно безобидным и тихим участником еженедельных собраний, настолько тихим, что иногда мы и вовсе забывали о её присутствии. Да это и неудивительно. Каждую субботу она неизменно садилась в просторное мягкое кресло, что стояло в углу комнаты, в которой мы собирались, и тут же словно проваливалась в мир своих тайных, сокровенных мыслей, из которого возвращалась весьма нечасто. Единственное, что она делала время от времени, так это теребила концы своих жидких и чёрных, как смоль, длинных волос, что, надо сказать, весьма невыгодно подчёркивали её округлое и слегка болезненное лицо. И всё это сопровождалось таким отсутствующим взглядом, чем-то напоминающим мне взгляд дохлой рыбы, в котором можно было одновременно увидеть как всю глубину, так и всю пустоту наших стремительно проносящихся жизней.