– Ну и правильно! – поддержала я. – А у меня полный трешняк.

– В смысле? Валера?

– Ну, да. Что-то я уже ничего не понимаю, и злюсь все время, стала как бешеная. Злюсь и плачу.

– Эй, подруга… Ну вы же такая хорошая пара. Я помню, как вы друг на друга смотрели там, на юбилее! У вас ещё всё наладится! Я уверена! – сказала Аня.

– Спасибо, солнце. Не знаю… Посмотрим…

Мы просидели часа полтора, а потом спустились по скользкой лестнице вниз, держась за перила и причитая, как старушки.

– Ой, у меня песок из задницы сыпется! Ох, спина!

– Слышь, ты! Бабка! Кхе-кхе…

Смеялись до слез, кряхтели и охали, хватались за позвоночник. Немного идиотизма здорово поднимает настроение: вот, за что я люблю своих подруг. За то, что можно дурачиться, веселиться, и в это время грустные мысли вылетают из головы.

Попрощавшись, каждая из нас направилась в свою сторону. Аню ждала жаркая переписка с новым поклонником, а меня – концлагерь. Всё, как всегда. «Это просто мой выбор», – подумала я.

После чудесного сближения мой клиент Андрей пропал, чего и следовало ожидать. Такие люди живут по принципу: «Иди ко мне – пошел вон», раскачиваясь на этих безумных качелях, доводя себя и всех вокруг до изнеможения.

Психолог – точно такой же человек из жизни клиента, как и другие люди, с которыми он видится и общается… И отношение к нему – не исключение, ведь психотерапия – это маленькая часть жизни. Во время последнего сеанса Андрей раскрылся, стал более искренним и вновь отдалился.

Страх близости заставляет людей контролировать, доводить опеку над членами семьи до маразма и избегать искренности. Доверия нет, вместо него приходит ревность.

Андрей боялся доверять другим людям потому, что в глубине души считал себя недостойным любви. Поэтому так тщательно и следил за внешностью, обвешивал себя золотыми цепями – чтобы хоть как-то доказать этому миру, что он хорош.

Я уже почти доехала до дома, всю дорогу рассуждая об Андрее и его патологической ревности. Он перенес нашу консультацию на неделю вперед, потом ещё на неделю, потом ещё… И больше не приходил. Мне было немного грустно, но я ничего не могла с этим поделать. Чтобы работать с сопротивлением клиента, как минимум, нужно, чтобы клиент пришел на прием.

Когда я подошла к подъезду, услышала смех. Перед закрытой дверью собралась толпа «собачников»: хозяева разной живности стояли небольшой группой, человек пять. У каждого имелся питомец на поводке или в руках. «Скорее всего, кого-то ждут», – подумала я.

Они весело болтали: проходя мимо, я прислушалась. Девушка с длинными волосами, держащая тойтерьера в зимнем костюмчике, громко рассказывала:

– Он колотил в дверь так, что весь дом слышал! Если что, я живу на противоположном краю! Так вот, я выхожу с квартиры и говорю: «А вы можете перестать стучать?», а он отвечает: «Извините, я буду потише!», и продолжает тарабанить.

Все покатились со смеху.

– Да он, наверно, гашеный был! – добавил парень с таксой.

Такса посмотрела на меня снизу вверх. Тёмные глазки-оливки, полные щемящей грусти и мольбы. Только не понятно, о чём?

В этот момент распахнулась дверь, и на улицу вышла супружеская пара в спортивных костюмах. Муж и жена вели на поводках двух мопсов. Муж шел со своей собакой чуть впереди, и жирный мопс вальяжно плыл, как груженая баржа. Когда мопс переставлял свои маленькие ножки, его тело качалось, наклоняясь то вправо, то влево, а изо рта текла слюна.

Я зашла в лифт и меня передернуло: невыносимо воняло собачьим кормом, шерстью и чем-то еще… Каждому хозяину достается такой питомец, который чем-то на него похож. Ирония заключалась в том, что у меня нет животных, потому что я не переношу чьи-то шерсть и слюни (если это не «шерсть» моего мужчины и не «слюни» моего ребенка). Всех остальных живых существ я не могу даже трогать. Я всё думала, что у меня: то ли кинофобия