– Господин Су-дзу-ки, да, взрыв произошел.

Судзуки посмотрел перед собой. Тодороки откинулся в своем трубчатом кресле и сделал преувеличенно беспомощное лицо.

– Оправдалось твое мистическое озарение. Но что толку, если ты сказал об этом в самый последний момент? После взрыва никакого смысла от таких рекомендаций нет.

– Вот как?.. Да уж, так и есть. Наверное.

Тодороки посмотрел на сконфуженно смеющегося над собой Судзуки и объявил:

– От взрыва пострадали и получили тяжелые ранения три человека. Говорят, один из них скоро умрет.

Судзуки наморщил лоб: «Вот как?» Впрочем, никаких признаков волнения он не проявлял.

Тодороки положил руки на стол и начал говорить так, будто просто хотел поболтать о жизни:

– Вот тоже, пара девушек… Вроде бы они взяли отпуск в одно и то же время и приехали из провинции поразвлечься. И по дороге в гостиницу с ними случилось это происшествие. Говорят, у одной осколки разбитого оконного стекла застряли в правом глазу и в горле.

– Сочувствую им, – произнес Судзуки.

Надо было видеть, как он исполнил это свое «сочувствие». Голосом и лицом он имитировал скорбь, а его ссутуленная фигура, прямо как для учебника, выражала дешевую жалость.

– Нет уж, не смогу я одолжить тебе сто тысяч иен.

– Это почему?

– Человеку я еще мог бы дать в долг, но вот чудовищу не хочу давать даже одного сэна [7]. Чудовище ведь потом мне денег не вернет, правда?

– Хоть у меня такое тело и метаболический синдром, я самый что ни на есть настоящий человек.

– Ой ли? Не назовешь человеком того, кто со спокойным лицом калечит людей.

– Это про меня? Прекратите, пожалуйста. Я не устраивал этот взрыв. У меня просто сработало мистическое озарение.

– Неважно, бомбист ты, который убивает девушек и при этом улыбается, или экстрасенс, предсказывающий преступления благодаря своему мистическому озарению. В любом случае тебя невозможно назвать нормальным человеком.

– Нормальным человеком, говорите?

– Да. Есть люди, которых ты можешь не знать по имени или в лицо, но с которыми вместе составляешь человеческое общество. Неважно, кто эти люди – неприветливые молодые ребята-курьеры или дяденьки, подкармливающие голубей в парке.

– И преступники тоже?

Тодороки скрестил руки на груди, подавляя нахлынувшие эмоции.

– Для вас, господин сыщик, я еще ниже, чем они?

– В настоящий момент – да.

– А как я могу войти в число этих нормальных людей?

– Для начала ты должен рассказать, где будет следующий взрыв.

– И что, этого будет достаточно?

– Для начала – да.

Судзуки подался вперед, раскрыв свои круглые глаза.

– Может быть, и хорошо, если взрыв произойдет?

– Что ты сказал?

– Если где-то что-то взорвется и кто-то умрет, тогда, наверное, какие-то другие люди будут об этом скорбеть… Но ведь эти люди не одолжат мне сто тысяч иен. Умри я – они обо мне не пожалеют, и пытаться предотвратить мою смерть тоже не будут. Наверняка.

Услышав тяжелые вздохи Судзуки, Тодороки невольно напрягся.

– Ну, если ты рухнешь прямо перед ними, уж скорую помощь они тебе, я думаю, вызовут.

– Нужно, чтобы я рухнул именно перед ними?.. Вот смотрите, сейчас, кроме вас, господин сыщик, передо мной нет никого. Вы, господин сыщик, единственный, кто может меня спасти, единственный, на кого я могу рассчитывать…

В глубине желудка Тодороки возникло урчание. Штиль в его душе сменился высокими волнами.

Тодороки приподнял края губ. Из глубины его горла донесся сухой смех, и он, как бы пытаясь его скрыть, посмотрел на свои часы. До двадцати трех часов оставалось двадцать минут.

– На самом деле я сказал неправду. Неправда, что девушка находится при смерти. Все потерпевшие отделались легкими ранениями.