Тодороки остановился на лестничной площадке и, подняв голову вверх, выдохнул. Затем взялся за галстук и затянул его узел. Может быть, легкое ощущение удушья требовалось ему так же, как Цуруку требовалось щелкать крышкой электронной сигареты…

Тодороки продолжил движение, и в этот момент в его сознании всплыло лицо Судзуки. Стрижка ежиком, глаза, изображающие невинность… И что, это он – политический преступник? Да ну.

Но раз так, то кто он?

В словах, которыми Тодороки описал свои впечатления от Судзуки в разговоре с Киёмией и Руйкэ, фальши не было. Мужчина средних лет, без гроша в кармане, распущенный, с парализованной совестью, «ему не страшны никакие враги». С другой стороны – и это тоже было правдой – образ Судзуки этим не ограничивался.

Интересно, какое решение примет Киёмия? Сразу после взрыва в Акихабаре Судзуки сделал предсказание: «Будут еще три взрыва». Если простодушно поверить ему, получается, что остались еще две бомбы. «Допустим, это так, но смогу ли я развязать ему язык? Можно ли определить места, где эти бомбы заложены? Каков будет ущерб, если эти места определить не удастся? Сколько человек будет ранено, сколько погибнет? И вообще, в чем изначально состоит его цель?.. Хватит. Нечего думать лишнего. Надо просто выполнить возложенную на меня функцию – реконструировать те действия, которые совершил Судзуки. Это и есть работа, которую должно выполнить наше полицейское отделение, задержавшее Судзуки. Это просто работа».

Перед выходом с лестницы в коридор Тодороки остановился и сунул руку в карман. Его пальцы нащупали листок бумаги – записку, полученную от Руйкэ. Чтобы узнать контактные данные того или иного следователя, Руйкэ достаточно было просто напрямую об этом попросить. Тот факт, что он поступил иначе, был косвенной демонстрацией того, что Руйкэ не намерен следовать формальным правилам. Одновременно этот типчик как бы спрашивал своей бумажкой: «Вы на чьей стороне? Готовы ли выйти за рамки полицейской дисциплины?»

Тодороки почувствовал недовольный ропот в глубине своей души. Непреодолимое желание нарушить установку, которую он только что сам себе задал…

«Я хочу еще раз встретиться с Судзуки лицом к лицу».

Тодороки набрал на смартфоне номер, написанный на бумажке, и, услышав гудок, сбросил звонок.

«С первого момента, как я увидел его, меня просто воротит от его вида». Обвисшие щеки, пивной живот и дурацки-добродушная улыбка… В глазах Юки Исэ человек, назвавший себя Тагосаку Судзуки, был воплощением всего порочного, что есть в этом мире. Всякий раз, когда он открывал рот, Исэ хмурился. Запах гнили, сопровождавший болтовню Судзуки, был похож на запах, исходивший от социопатов, с которыми Исэ приходилось сталкиваться в течение семи лет своей работы в полиции. Нет, это не был запах изо рта или от тела Судзуки. Это была вонь, которая исторгалась произносимыми им словами, его манерой поведения, его примитивно-детской системой ценностей. Его самоуничижением. И еще тем, как Судзуки внезапно огрызался и, ни с кем не считаясь, как бы заявлял: «Я же не могу подстраиваться под общество».

«Тогда будет лучше, если ты умрешь. Раз уж ты не можешь подстраиваться под общество…»

Исэ посмотрел на запись допроса, которую он набрал на компьютере. Все было запротоколировано: ни одна деталь разговора между Судзуки и Тодороки не была упущена. Навыки машинописи, которые выработались у него за время учебы на филологическом факультете университета, были по достоинству оценены в полиции, и Исэ часто доводилось выступать в роли помощника при проведении допросов. Честно говоря – эта мысль тоже посещала голову Исэ, – аудио- и видеозапись допросов надежнее, чем текст, и, по-хорошему, ими можно было бы и ограничиться. Тем не менее протокол допроса требуется в любом случае, а раз так, то лучше с самого начала набирать текст на компьютере, чем потом расшифровывать аудиозапись. За два года, прошедшие с тех пор, как Исэ перевели в отдел уголовных преступлений, ему довелось своими глазами посмотреть на множество самых разных людей, замысливших что-то недоброе, – подозреваемых и тех, кто был с ними связан; и молодых, и старых, и мужчин, и женщин. Этот опыт стал настоящим капиталом для Исэ. Конечно, глаза и уши Исэ сохранили все это – все слова и поступки преступников.