– А я тоже знаю интересный случай, – проговорила Лариса.  – Хотите, расскажу?

– Расскажи, расскажи, Ларочка! – вспыхнула глазами Анна. – А то сестрёнка снова начнёт поучать меня. А сама только что божилась, что не будет… вот так всегда, стоит мне лишь кого-нибудь пожалеть или сказать слово против.

– Вовсе я и не поучаю. Просто сказала, что всем ворам место на каторге, вот и всё, а ты, моя милая сестрёнка, сразу дуться… Ну, ладно уж, прости, ежели что! – приобняв Анну, сидящую рядом на диване, примирительно проговорила Галина и посмотрела на Ларису, дав этим понять, что ждёт её рассказ.

– Мне тоже жалко людей, если они от какой-либо безысходности идут на воровство без разбоя, конечно, но всё ж таки они преступники, – поддержала Галину Лариса, – и должны отвечать по закону за свои преступления.

– Да, я разве ж против законов… Просто жалко… вот и всё… – ответила Анна, готовая всплакнуть. – Может быть, у них что-нибудь с головой… больные они на голову, а их сразу в тюрьму. Может быть, их сначала надо в больницу…

– Верно так и сделают… Почём нам знать! А то, что больны головой это точно! Со здоровыми головами не воруют.

– А всё одно их надо сначала в больницу, – стояла на своём Анна.

– В больнице, милая Аннушка, их совсем больными сделают. Не в простую же поместят, где здоровые люди лежат, а в психушку. Папенька говорил, что там из здоровых людей дураков делают. Только зачем, я не знаю.

– Смешная ты, Галя! Нешто не понимаешь? Чтобы у церкви стоять, вот зачем. Если юродивых не будет, кто ж будет всякие умные слова говорить… Некому… Так-то вот, сестрёнка!

Только я думаю, что в психушке всё-таки не сладко, – заключила Галина и напомнила Ларисе о её желании рассказать смешной случай.

– Случай, о котором сейчас расскажу, произошёл в Петербурге, – начала рассказ Лариса, – ещё до моего с папенькой переезда в Омск. Молодой офицер страстно влюбился в артистку цирка – дрессировщицу львов. Предвосхищая ваш вопрос, говорю, офицер тот мне не был известен, а дрессировщицу я неоднократно видела, когда мама, папа и я ходили в цирк, но знакома с нею не была. К времени, относящемуся к моему рассказу, это была очень красивая молодая женщина. Не берусь описывать все её достоинства, так как я не мужчина и не могу видеть женщин так, как видят их они, но всё же не могу умолчать тот факт, что тело её было совершенно, а лицо прекрасно.

"Ах, в такую женщину невозможно не влюбится! – неслось со всех рядов, окружающих арену цирка. – Как она смела, и необычайно отважна! Ах!" – восклицали зрители от каждого, казалось бы, неосторожного движения дрессировщицы. Хватались за лицо и голову и даже закрывали от страха глаза, но всё шло задуманным артисткой чередом.

Так вот, в такую незаурядную по смелости женщину, влюбился молодой офицер. Однажды он увидел её в ресторане в кругу подруг. Набравшись смелости, подошёл к ней и, глядя прямо в её прекрасные глаза, сказал, что любит её.

Не знаю, как она восприняла его необычное признание в любви, об этом не писали в газетах и мои родители не говорили об этом, мне известно лишь, что она ответила ему странным образом, но без насмешки и высокомерия, вполне серьёзно:

– Я буду ваша без остатка и даже стану вашей женой, если вы зайдёте вместе со мной в тёмную клетку со львом.

Как тут было отказаться? Не принять её условие, значит, показать, что его слова о любви – ложь, но более того – циничны и оскорбительны. Кроме того, отказаться, значит, выставить себя на посмешище перед ней, её подругами и всеми посетителями ресторана, которые слышали их разговор. И он сказал: