***

Лариса сидела у окна гостиной комнаты, в руках был томик стихов Фёдора Кузьмича Сологуба, а в глазах слёзы, навеянные его стихами. Едва заметно шевеля губами и беззвучно всхлипывая, она уже в который раз тихо перечитывала волнующие душу строки:

О сердце, сердце! позабыть
Пора надменные мечты
И в безнадежной доле жить
Без торжества, без красоты,

Здесь Лариса останавливалась, переводила взгляд к окну и задумчиво всматривалась в струи дождя, глухо барабанящие по железной крыше дома, подоконнику и мрачным грязным лужам, пенящимся под их ударами.

– "Без торжества, без красоты…" Ах, как это чудесно сказано! – восклицала она и вновь читала:

Молчаньем верным отвечать
На каждый звук, на каждый зов,
И ничего не ожидать
Ни от друзей, ни от врагов.
Суров завет, но хочет бог,
Чтобы такою жизнь была
Среди медлительных тревог,
Среди томительного зла.

– О, Боже, как чудесно! Как трогательно и таинственно! – прикрыв глаза, проговорила Лариса и с возвышенным чувством своего внутреннего состояния произнесла последние строки стихотворения. – "Чтобы такою жизнь была… Среди томительного зла"

По ту сторону входной двери кто-то настойчиво дёргал шнурок колокольчика.

Лариса вспомнила, что дома одна, кухарка ушла на базар за продуктами, а горничная уехала в деревню, навестить родных и заболевшую мать.

Не выпуская книгу из рук, подошла к этажерке, вложила томик в ряд других книг, большей частью русских авторов, и торопливой походкой направилась в прихожую, на ходу удивляясь:

– Что-то рано папенька пришёл. Не случилось ли чего?..

Колокольчик настойчиво бил по голове:

– Дзинь-дзинь, открой! Дзинь-дзинь, где ты! Дзинь-дзинь, я тут среди воды!

– Иду уже! Иду! – приближаясь к двери, мысленно успокаивала колокольчик Лариса и он, как бы услышав её, перестал трезвонить.

Отперев запоры, Лариса открыла дверь и тут же заохала и всплеснула руками, как это делает кухарка Марфа, если увидит что-то встревожившее её.

На пороге дома стояли Анна и Галина Мирошины.

– Девочки! – изумлённо, – как же я рада вас видеть! Как же вы… в такую грозу?..  В ливень? – причитала Лариса, приглашая подруг в дом. – Раздевайтесь, раздевайтесь скорее! Снимайте с себя плащи! Вот сюда, вот сюда, – указывая на вешалку слева от двери, – сюда повесьте! Промокли, верно, насквозь!? Ах, как я рада! Как я рада! А маменька-то, маменька ваша знает, где вы?

– Знает! Знает! – одновременно ответили сёстры.

– И вовсе мы не промокшие, в автомобиле приехали! Вот! – гордо воздев свою миленькую головку, проговорила Галина. – Ехали и в окошко смотрели, а вода, прям, так фонтаном-фонтаном… И, прямо, из-под колёс.

– И в разные всё стороны. Жутко страшно, прям, как интересно! На автомобиле мы приехали, – подтвердила слова сестры Анна. – Папенька нас привёз и к вечеру обещал забрать.

– Вот чудесно-то! Вот чудесно! А я в доме одна одинёшенька… тоскливо… Сейчас чай будем пить. Марфа сегодня пироги спекла яблочные и медовые. Вы какие любите?

– Мы всякие любим! – ответила Анна.

– Каким угостишь, тому и спасибо! А только мы не за пирогами… – проговорила Галина и осеклась, почувствовав тычок сестры в бок и увидев её укоризненный взгляд.

Лариса не стала любопытствовать, с какой целью пришли сёстры, решила, что в разговоре за столом или в конце визита всё выяснится, но мысленно подумала:

– Видать что-то очень серьёзное, коли в такую скверную погоду… хотя, ничего особенного здесь нет. Ходят же люди в гости; и в дождь и в снег и вообще всегда… Девочкам надоело сидеть дома, вот и пришли ко мне. Молодчины!

Далее последовал, как это было принято в светских кругах, и девушки усвоили это с детства, обмен любезностями и пожеланиями здравствовать всем родным и близким.