– Мы теперь постоянно, все дни и всей семьёй дома. Папенька подал в отставку, его прошение удовлетворили, а на его заводе всеми делами управляющий занимается, – сказала Анна, снимая с себя плащ. – Сказал, что не хочет работать с людьми, которые лебезили перед бывшим градоначальником Остапенко, а потом предали его.

– Да ты, небось, давно уже слышала об этом, Ларисонька, – посмотрела на подругу Галина.

– Слышала, девочки. Вот и папенька тоже поговаривает об отставке.  Говорит, что хочется покоя. Да, куда там, – махнула рукой. – Разве ж дадут! – подражая отцу словами и даже интонацией, проговорила Лариса.

– А слышала, Лара, что на днях учудили три молодых человека, об этом даже писали в газете "Сибирская жизнь"; папа читал и смеялся, мы у него спросили, чего он смеётся, так он прочитал нам. Я сильно смеялась. Смешно, прям, ужас. Какие-то приезжие из заречного села, сейчас я уж и не помню из какого, да это, – махнула рукой, – не важно, – Анна засмеялась. – Прям, какое-то дурачество.

– Ну, не скажи, Анна, самое настоящее воровство и ничего смешного в том нет, – с серьёзным тоном проговорила Галина, приняв из рук сестры её плащ и повесив его рядом со своим на вешалку.

– Чего нет-то? Вовсе и смешно! И папа смеялся, – потупив взгляд, обиделась на сестру Анна.

– Не обижайся, сестрёнка, – увидев дрожащие губы Анны, ответила Галина и погладила руку сестры. – Рассказывай, я не буду больше перебивать. Правда, правда! Только сначала снимем боты, а то наследим здесь, а потом убирать за нами.

– Ты вечно меня… то, да сё… всё-то я не так говорю, а потом прощение просишь.

– Ну, прости, сестричка, милая моя! Я же тебя люблю! Пуще всех на свете. Вот, правда, больше не буду… никогда… Вот те крест!– перекрестилась Галина.

– Ну, ладно! – натянуто улыбнулась Анна и, обняв сестру, последовала за Ларисой в столовый зал.

Пили фруктовый чай с яблочным и медовым пирогами.

После чая Лариса повела девочек в свою девичью комнату, где попросила Анну продолжить начатый ею рассказ.

– А я и сама уже хотела продолжить, – ответила Анна и живо повела начатый ещё в прихожей рассказ о трёх молодых людях, прибывших из заречья в Омск. – Папа прочитал, что какие-то приезжие ребята зашли в колбасный магазин, что на улице Инженерной, наставили на продавца револьверы и похитили 8 головок сыру, один окорок, двенадцать колёс колбасы и несколько фунтов сливочного масла. Потом бежали в сторону Перфильевской набережной, где в лодке их ждал ещё один из их банды. Только вовсе они и не добежали до реки, а то так бы и уплыли через Иртыш и ищи ветра в поле. Один, который бежал первым, поскользнулся и со всего маху угодил лицом в коровью лепёху, руки-то держали мешок, который он нёс за спиной, вот он ими и не сумел удержаться на земле, а те, которые бежали следом, об него спотыкнулись и тоже в лепёхи, там их ужас, сколько много, там же коровы ходят и траву едят. А когда они все упали, то мешки-то из рук выронили и колбаса, и сыр покатились и  тоже прямо в лепёхи. Они, когда поднялись, их из лепёх снова в мешки сувать стали, тут-то их и словили. Хозяин магазина бежал за ними и кричал: "Воры, воры! Держите их!" Когда их поймали, то никто к ним даже прикасаться не хотел, они  все в коровьих лепёхах были. Все смеялись и тыкали в них пальцами. Будут теперь знать, как воровать. Засудят и на каторгу.

–Так им и надо! – подытожила Галина.

– А может быть, им кушать нечего было… вот они и уворовали, а их за это на каторгу… Так что ли?! Мне их жалко, люди ж они и никого не убили, – проговорила Анна.

– Жалостливая ты, Аннушка, только нынче с голоду никто не мрёт. Лето… – кивнула за окно Галина, – ягоды разные в лесу есть и грибы, рыба в реке. А сами-то те мужики из деревни, там у них у всех огороды, и коров и живность всякую держат… Нет, Аннушка, воры они и есть воры, а с ворами надо по закону, чтобы другим неповадно было. А то, что ж это получится, – одних помилуют, другие их примеру последуют…