– Повремените, милая сударыня, не так страшен чёрт, как его малюют.

– Милостивый государь, что вы этим хотите сказать?

– Дурно мною пугать почтенную публику. Эх, до чего докатилось человечество: верит во всякие пустяки и выдумки, прямо до самого края земли, а дальше разверзнется бездна!

– Милостивый государь, так, выходит, вы и есть тот самый злополучный Чёрный барин? – воскликнула гостья и, испугавшись своей догадки, вскочила с кресла.

– Да, стало быть, что уж там скрывать. Господин Твердовский и есть приснопамятный Чёрный барин. Вам стало боязно?

– Сейчас – вроде нет. А вначале напугалась, аж мурашки побежали.

– Присаживайтесь поудобней, любезная сударыня. Видимо, этот час настал! Не будет ли угодно вам выслушать мою историю, точнее – исповедь? Право, я давно не толковал с таким приятным собеседником, всё с волком да с волком, но из него, сами посудите, порой и слова клещами не вытянешь.

Бедное сердечко девушки заходило ходуном в груди ещё после признания Твердовского, что он и есть здешний, давно разыскиваемый упырь, а тут ещё на неё нежданно свалилось известие как-никак о целом говорящем волке. «Зачем я сюда пришла да ещё согласилась зайти в дом? Мамочка и папочка, вы там, на небесах, помогите мне! Но теперь будь что будет, на всё воля Божья», – подумала Купава, однако собравшись с духом, ответила:

– Готова, милостивый государь, но вначале, не сочтите за дерзость, вы позволите мне глянуть на вашу пятку?

Странный помещик рассмеялся от необычного вопроса и чуть-чуть приподнял брючину – из стоптанной домашней туфли без задника выглядывала самая что ни на есть обычная человеческая нога, под бледной кожей выступали тёмно-синие вены, копыто явно отсутствовало. Желание немедля удрать стало отпадать, и Купава успокоилась.

– А волк правда изъясняется по-людски или вы, сударь, как-то фигурально выразились, как в сказке?

– Истинная правда, сударыня, – зевая, как бы между делом ответил Волк, и в гостиной стало тихо.

Чёрный барин улыбнулся и закивал головой.

– Не пугайтесь, он на самом деле славный малый. Так вы готовы услышать мою исповедь?

– Я, безусловно, вас выслушаю, но я не приходской батюшка, может, вам лучше в церковь сходить – исповедаться и грехи отпустить? Мы с тётушкой всегда так поступаем.

Погодки, братец и сестрица из крайней избы ближнего к городу сельца, Егорка, полных семи годков, и Акулинка, цельных шести лет, повадились в то лето носиться в близкий лес – сладенькой ягодкой лакомиться: то за земляникой, то за малинкой; а тут подоспела пора отведать смачной ежевики да куманики. Матушка с утра отправилась в поле, а батюшка всё нынешнее лето был в разъездах: промышлял извозом на здешних мельницах.

Но тот день не задался: ягод почти не сыскали, детвора лишь только руки исколола в кровь, а досталось так себе, только малая горсточка, губы да ладошки перепачкать.

– Пойдём-ка, Акуля, в Погорелый лес, там, батя сказывал, прямо раздолье что с ягодой, что с грибами.

– А ты отколь дорогу-то знаешь? Не заплутаем как слепые котята?

– Да чё там, мы не малые, не заблудимся, коли леший не заведёт. Перейдём через речку по мосткам, а там сразу и тот самый лес начнётся. Мы прошлым летом с батей после Ильина дня к помещикам Ржевским наезжали, муку с мельницы возили.

– Гляди, Егорка, коль к вечеру домой запоздаем, матушка с нас три шкуры спустит. Да и есть дюже хочется, а в печке с утра в горшке каша осталась.

– Не боись, поспеем, дык, я с собой краюху хлеба прихватил, с голодухи не помрём.

– Ну тады пошли.

Чёрный барин нервно заходил по гостиной из угла в угол, привычно обходя кучи мусора и поломанную мебель, и под ним всё время, будто плачась, жалобно скрипели половицы. Купаве показалось, что при следующем шаге хозяина, прямо сию минуту, весь этот захламлённый особняк от лёгкого сквозняка непременно возьмёт и немедля развалится как карточный домик.