Все было так же, как и при его жизни: кровать, а у подушки, где он должен был лежать головой к двери, – стул, на котором стоял стакан в подстаканнике, со старой, еще с царских времен, армейской ложкой, и он как бы свидетельствовал, что дедушка только что пил чай.

На стуле, рядом с открытой книгой, на восемьдесят девятой странице лежали также очки. А у стены стоял старинный шкаф с чуть приоткрытой дверцей, из которого выглядывали черные, отутюженные брюки и висела белая накрахмаленная рубашка. Но дедушки в комнате не было, лишь светил ночник, будто, выходя из комнаты, его забыли выключить. После этого случая, шаги и скрип половиц в дедушкиной комнате прекратились.

Я же по сей день думаю: «Как все-таки правильно он жил, сколько вынес страданий, не обозлившись ни на людей, ни на саму жизнь и судьбу. Не потому ли Господь исполнил его последнее желание».

− Юлька, я Игоря видеть хочу, Игоря… – не забывается мне.

После этого прихода дедушки 30 августа 1985 года, на сороковые сутки после его смерти, я засобирался в Москву. А что мне оставалось? – жены в Магнитогорске я не нашел, вопросы задавать было некому.

Отгуляв с друзьями и получив от них заверения в вечной дружбе, я улетел в столицу.

В моей, теперь уже двухкомнатной квартире, хозяйничали жена с тещей.

− Ну, здравствуй, зятек, − раскрывая объятия, направилась ко мне мать жены.

Светлана, сменившая еще до меня свою фамилию с Сошиной в девичестве на Левыкину, затем обратно на Сошину, тоже, как ни в чем не бывало, подбежала ко мне с другого боку, и я оказался в их объятиях. После того как высвободился из этих пут лицемерия, спросил у жены:

− И как? Понравилось тебе ходить по ресторанам?

− Каким ресторанам? – бросила она на меня удивленный взгляд.

− «Чайка», например, или «Волна».

Я смотрел на нее и ждал одного – когда же она расколется, чем выдаст себя?

− И кто тебе наплел эту чушь? − усмехнулась Светлана.

− Не чушь это, а правда. Могу даже числа посещения тобой этих заведений назвать, да и того, с кем ты там веселилась.

Я вновь, как и в прошлый раз, достал из кармана одно письмо и зачитал:

− Моя королева, я демобилизовался и очень рад тому, что ты решилась ко мне приехать. Муж твой… − далее шла грязная фраза в мой адрес. – И я сказал ей: – Ты, кажется, забыла, что обещала мне и моему отцу забросить этот эпистолярный жанр? Клялась, что это твоя сестра виновата в том, что послала ему в армию этот адрес? А ты отвечала лишь для того, чтобы старый друг не скучал. – И я пристально посмотрел ей в глаза.

− Доча, ну разве так поступают? − то ли сделала вид, что приняла мою сторону, то ли притворилась, что ничего не знает, ее мать.

− Мам, – повернулась к ней Светлана, – ты же его знаешь, мы с ним на танцы вместе ходили, учились. Я уехала в Москву, не сказав ему ни слова. Он так переживал… Вот я и послала ему несколько писем. Все-таки он в армии служил, а там так тоскливо бывает. Я и подумала, как бы с ним чего не случилось от этой тоски. У моей подружки парень повесился, когда она написала ему в армию, что вышла замуж.

− О, так ты у нас, оказывается дама благородная? − съязвил я.

− Ладно, зятек, − попыталась оттянуть на себя разговор теща. – Дура девка, что поделаешь, другой у нас с тобой нет. Пойдем, за приезд винца выпьем, все и рассосется.

− Не стану я с ней вино пить, − отказался я.

– С ней не надо. Со мной. Ей все равно уже нельзя.

− Что так? В Магнитогорске с Шиловым по ресторанам можно шляться, а со мной и выпить нельзя?

− А ты вспомни, когда ты ее последний раз видел?− спросила теща.

− Когда-когда… Я еще в госпитале лежал.