Запах дыма, смешанный с ароматом дешевого чая, немного оживил это унылое место. Артур сидел за столом, прихлебывая обжигающий напиток из своей эмалированной кружки, и смотрел в окно. Лес по-прежнему стоял темной, непроницаемой стеной, но теперь, при свете дня, он не казался таким уж враждебным. Скорее, равнодушным в своем вековом спокойствии. И все же, что-то в нем настораживало. Какая-то затаенная угроза, скрытая под покровом мхов и лишайников.

После завтрака, состоявшего из остатков вчерашнего хлеба и банки холодного рагу, которое на голодный желудок показалось не таким уж отвратительным, Артур решил исследовать непосредственные окрестности коттеджа. Он должен был понять, куда его, черт возьми, занесло.

Осторожно притворив за собой скрипучую дверь, он вышел на крыльцо. Утренний воздух был свежим, но тяжелым от влаги. Пахло мокрой землей, прелой листвой и дымом из его трубы, который тонкой струйкой лениво поднимался в серое небо. Коттедж снаружи выглядел еще более запущенным, чем изнутри. Каменная кладка местами осыпалась, обнажая глиняный раствор, крыша, покрытая толстым слоем мха и мелкого кустарника, просела в нескольких местах. Небольшой участок земли перед домом, который когда-то, возможно, был садом, теперь представлял собой дикие заросли крапивы, лопухов и каких-то неизвестных ему колючих растений. Среди них виднелись остатки ржавой садовой ограды и покосившийся, сгнивший столб с едва заметной табличкой, на которой можно было разобрать лишь одно слово: «…Croft». Видимо, это и был «Крофтс-Энд» или что-то в этом роде.

Он обошел коттедж по периметру. За домом лес подступал еще ближе, почти вплотную. Старые, узловатые дубы и темные, мрачные тисы, казалось, склонялись над низкой крышей, словно гигантские стражи, охраняющие свои владения. Их корни, похожие на скрюченные пальцы, выпирали из земли, покрытые скользким мхом. Под ногами хрустели сухие ветки, шуршала прошлогодняя листва. Тишина была почти абсолютной, нарушаемая лишь редкими птичьими голосами – короткими, тревожными трелями, которые звучали как-то приглушенно, словно птицы боялись петь в полную силу в этом угрюмом месте. Да еще ветер, запутавшийся в густых кронах, издавал тихий, протяжный стон, удивительно похожий на человеческий шепот. Артур поежился, вспомнив вчерашнюю ночь.

У самой кромки леса, наполовину вросший в землю, он заметил какой-то предмет. Подойдя ближе, он разглядел старую, проржавевшую детскую качель – всего одно сиденье, подвешенное на толстых, почти истлевших веревках к массивной горизонтальной ветви дуба. Сиденье было покрыто зеленым налетом, а веревки выглядели так, будто могли оборваться от малейшего прикосновения. Странно было видеть здесь этот забытый атрибут детских игр. Сколько лет прошло с тех пор, как на этой качели кто-то смеялся? Десятки? А может, и сотня? Эта находка почему-то вызвала у него еще большее чувство тоски и необъяснимой тревоги. Казалось, это место было пропитано не только сыростью и тлением, но и застарелой, невыплаканной печалью.

Он постоял немного у края леса, всматриваясь в его темную, манящую и одновременно пугающую глубину. Между стволами деревьев царил полумрак, даже сейчас, в середине дня. Солнечные лучи почти не проникали сквозь плотный шатер листвы. Казалось, стоит сделать всего несколько шагов в эту чащу, и ты немедленно заблудишься, потеряешься навсегда в этом зеленом, безмолвном лабиринте. Артур не был суеверным человеком, но сейчас ему отчетливо показалось, что лес наблюдает за ним, оценивает, решает, достоин ли он войти или лучше ему держаться подальше. Он решил последовать последнему совету.