– Думаешь, я мечтал иметь сына-шизофреника?

Мать сначала плакала.

– Почти все мои родственники сошли с ума, – всхлипывала она, – Говорили сами с собой, уходили в лес и не возвращались, воображали себя знающими.

А потом начала злиться. Обвинять во всем деда. Может, Иван Павлович правда был виноват. Как сказать наверняка, когда не помнишь толком, что произошло? И…

Нет, все, хватит воспоминаний. Иначе Глеб никогда не заснет.

Он перевернулся на живот и открыл глаза. Досчитал до трех – медленно, очень медленно, как учил психолог. Сосредоточился на том, что вокруг него. Расписная тумбочка – боги, почему вся мебель в дедовом доме в рисунках? – белеющая на ней Nokia, наушники, рюкзак в углу. Надо заставить себя подумать о чем-нибудь скучном. Таком скучном, чтобы начало клонить в сон. Надо…

Тук-тук-тук.

Глеб замер. Снова ветка стучит в окно? Нет, не похоже.

Тук-тук-тук.

Кажется, кто-то стучал в дверь. Сердце замерло. Вдруг захотелось, как в детстве, накрыться одеялом с головой, а еще лучше забраться под кровать. Спрятаться от неведомой опасности.

Тук-тук-тук.

Раздался приглушенный голос деда – кажется, он что-то проворчал на вепсском – чиркнула спичка и послышались шаркающие шаги. Скрипнула дверь и потянуло сквозняком. Выходит, дед открыл тому, кто стучал. Но зачем? Кто вообще может прийти к Ивану Павловичу посреди ночи?

Зазвучали голоса. Дедов и другой, мужской, низкий, не голос – рокот далекого грома. Глеб прислушался.

Понять, о чем говорят дед и ночной гость, было сложно. Кажется, Ивана Павловича просили о помощи. Ночной гость умолял куда-то его «проводить». Дед зашептал что-то в ответ. «Глеб», «не разбудить бы», «мало ли, что мальчик может подумать» – вот и все, что удалось разобрать.

Что, если дед и ночной гость обсуждают какое-нибудь преступление? Вдруг Ивана Павловича в Нойдале боятся не просто так?

Дверь захлопнулась. Кажется, дед ушел вместе с незнакомцем. Сердце билось так громко, что отдавалось в ушах. Наверное, разумнее всего было просто лечь спать. Но Глеб не смог.

Что, если тайны деда имеют отношение к черному пятну? В конце концов Глеб приехал в Нойдалу разобраться в прошлом.

Может, для этого стоит сначала покопаться в настоящем?

Он быстро натянул кроссовки, накинул куртку и выскользнул из дома. Сначала показалось, что Глеб упустил деда. Но потом он увидел белый шар, плывущий к лесу. Лампу в дедовых руках, поднятую высоко над головой. За ним шел черный человек, угрюмо опустив плечи.

Глеб отправился за Иваном Павловичем и незнакомцем. Шел почти на цыпочках, крадучись, как вор. Дед и егерь остановились на опушке, пошептались и что-то сверкнуло в свете лампы. Нож, догадался Глеб. У деда в руках был нож.

Иван Павлович оглянулся, и Глеб замер. Казалось, дед посмотрел прямо на него, в упор. Но Иван Павлович ничего не сказал. Только усмехнулся и зашагал в ухающую темноту леса. Мужчина отправился вслед за ним. Белый шар мелькал среди деревьев, становился все меньше и меньше.

Глеб дошел до опушки и замер. Когда-то мать отправила его на театральный кружок. Слышала, что искусство помогает от «бед с башкой», как называл это отец. На первом – и единственном для Глеба – занятии преподаватель дал такое упражнение: надо было вообразить невидимую стену перед собой. Вы касаетесь ее, прижимаетесь щекой, пытаетесь сдвинуть плечом. Но ничего не выходит, стена по-прежнему остается на месте. Тогда Глебу показалось это полным бредом.

А теперь он мог поклясться, что проклятая стена стояла между ним и лесом. И бейся-не бейся, хоть разбей руки в кровь, все равно ее не сдвинешь и сквозь нее – не пройдешь. Мурашки колючей волной растеклись под кожей, сердце забилось сильно и громко, уши заложило, в нос ударил запах болота, а перед глазами начало разрастаться черное пятно. На мгновение все вокруг затопило непроглядной темнотой, и Глебу показалось, что он разучился дышать.