На столе в комнате лежало письмо. Полгода назад она оставила свой адрес в отделе кадров центральной городской газеты. Давно хотелось сменить работу фотокорреспондента в заштатном листке на что-то более приличное. Сегодня ей ответили. Это был шанс. Возможно, первый и последний. От таких не отказываются.

– Я хочу работать, – сказала она отражению в зеркале. «Ты просто хочешь сбежать», – скривилось оно в ответ.

Она снова поморщилась, помотала головой. Плеснула в лицо холодной водой из-под крана. Четырехмесячная Элка плакала практически без перерыва. Днём она ещё хоть как-то успокаивалась на руках, а вот по ночам ничего не помогало. Андрей и Регина укачивали её по очереди, давая друг другу по паре часов сна. Свекровь, помогавшая первое и второе время, уехала месяц назад. Регина уставала. Дочь заполнила собой, своим присутствием и ощущением весь дом. В нём поселились непривычные вещи, новые запахи и звуки. В нём образовалась особое настроение, присущее только местам обитания новорождённых детей. Дочь часто, когда не спала и не плакала, пристально, внимательно наблюдала за Региной. Под этим взглядом та терялась и почему-то нервничала. Она никак не могла привыкнуть к ребёнку. К тому, что их теперь здесь трое. К тому, что мир теперь сфокусирован в центре кроватки и вокруг него вращается. Она боялась брать Эллу на руки, боялась возиться с ней и злилась на собственные страхи. Андрей ничего не боялся. Словно это не первый ребёнок в его жизни. Ловко перебрасывал пищащий кулёк с руки на руку, лихо пеленал, за пять минут укладывал спать. Он был непробиваемо спокоен, и это спокойствие успокаивало и ребенка.

– Привыкнешь, – посмеивался он над Региной.

Та только морщилась. Её раздражала собственная беспомощность. И с каждым днём она всё больше и больше злилась. Злилась на бесконечные пелёнки, развешанные по всей квартире, так как в крошечной ванной места им было мало. И на путающиеся под ногами тазики с замоченным перепачканным детским бельём. И на беспокойную хнычущую дочку. И на невозмутимого мужа, который успевал и с ребёнком посидеть, и в магазин сбегать, и даже пол помыть. И на себя. Просто так, за всё и сразу.

Ночь подходила к концу. Спать хотелось невыносимо. А ещё курить. Сигареты портят кожу и волосы. Нельзя. Рано или поздно её лицо будет на обложках самых модных, самых известных, самых неприлично дорогих журналов. Регина Стольникова – фотограф года. Выставка работ знаменитой Регины Стольниковой. Ну, или ещё что-то в этом роде. Она мрачно улыбнулась отражению. Когда-нибудь обязательно. Если будет добиваться этого, а не сидеть дома. Только курить всё равно хотелось до одури. Регина бросила в восемнадцать. За прошедшие четыре года ни разу не сорвалась.

Глаза слипались. Она ещё раз умылась. Нужно взять себя в руки. Принять душ, выпить кофе, перечитать пришедшее письмо. Прикинуть, когда и как она сможет сходить в редакцию.

Далёким эхом в голове отозвались голоса. Пьяные, весёлые, громкие:

– Райка, домой! – кричит женщина. – Домой, мать твою! Где тебя носит? Райка!

Стук колёс, гудок электрички. Ритмичное вздрагивание земли под ногами. Когда всю жизнь живёшь возле переезда, привыкаешь и почти не слышишь шума.

– Райка! – надрывается женщина. – Зараза малолетняя, живо домой!

– Чё орешь, Ленка? – лениво спрашивает мужской голос.

– Да опять Райка сбежала, – жалуется женщина.

– Вернётся, – отзываются ей. – Слышь, Ленка, а выпить чё у тебя есть?

– Заходи, найду, – интонации меняются, становятся мягкими, заигрывающими. Спрятавшаяся под крыльцом девочка брезгливо морщится и прикрывает глаза. Нервным пульсом стучит вдали поезд.