Сразу понятно – хозяин здесь работает редко, скорее, приходит уединиться и подумать или, как сейчас, посетителей принимает. Для них предусмотрено кресло напротив его стола. Сажусь и чувствую себя неуютно, будто к начальству на ковер вызвали.

– Мы смогли разыскать ваш мир. Признаться, вероятность, что он хоть как-нибудь пересечется с нашим настолько ничтожна, что ваше появление можно считать чудом. Не говоря о том, что у вас оказался артефакт. Мы так и не поняли, как это могло произойти.

Макс сразу переходит к делу. Оно и ясно: вид у него так себе. Бледный, лицо осунулось, вокруг глаз тени залегли, словно все эти дни не спал, не ел или был серьезно болен. Но все равно он красивый, эти впалые небрежно выбритые щеки только шарма добавили.

– Вы хотите сказать, что сумеете вернуть меня домой? – восклицаю с надеждой. Весело тут у вас, но пора и честь знать.

– Видите ли, в чем дело... – мнется он, и у меня сердце куда-то под пол проваливается. – Мы не обнаружили ничего, к чему можно привязать портал. На вашей родине и вправду почти нет магии, только природная. Дикая, стихийная... Ваш дар в общем-то тоже к ней относится. Отправлять вас через портал в таких условиях – все равно что посадить в катапульту и швырнуть наугад, предварительно раскрутив.

– Слушайте, меня мало волнуют подробности. Просто скажите: вы меня вернете или нет?

– В ближайшее время вероятность нулевая. По крайней мере, живой. – Макс смотрит, как кривится мое лицо, и спохватывается, добавляет скороговоркой: – Возможность открыть более-менее безопасный портал появится через год. Точнее, ровно через год с момента, как вы тут очутились, так что даже меньше. Тоже небезопасно, но шанс... леди Валерия, куда же вы?

– Извините, мне срочно нужно уединиться, – произношу предательски дрожащим голосом и поднимаюсь. Он немедленно подрывается тоже. – Поплакать.

А еще поорать, поматериться, побиться головой о стену. Год. Год, мать вашу! Да меня заочно к тому времени похоронят! Мама с ума сойдет, а отец... У него уже был один инфаркт, тогда все обошлось, быстро восстановился, но второго может и не пережить. Папочка...

– Постойте!

Он хватает меня за рукав. С психа резко вырываюсь, не обращая внимания, что у меня дрожат губы, а по щекам слезы потекли. Пусть смотрит, пусть что хочет обо мне думает, только оставит в покое, раз помочь не в состоянии!

– Сядьте, Валерия. Успокойтесь, выпейте воды.

Второй раз вырваться не получается, Макс держит крепко. Обнимает за плечи и мягко, но настойчиво подталкивает обратно к креслу. Присаживается на подлокотник, смотрит сверху вниз с сочувствием, а мне хочется наброситься на него с кулаками.

– Верните меня домой, – с ненавистью цежу сквозь зубы. – У моей прабабушки юбилей через неделю, девяносто лет. Вся родня соберется. И что они ей скажут?

Неожиданно он спрашивает о здоровье прабабушки. Я теряюсь и отвечаю, что старушка наша крепкая, сама о себе заботится, летом до сих пор варит варенье на даче и сохранила ясный рассудок. Разве что память на недавние события начала подводить, но зато все, что было раньше, помнит до мелочей. Живая семейная энциклопедия.

– А вы с какой целью интересуетесь? – настороженно переспрашиваю, шмыгая носом. Все это время я плачу, никак сдержаться не получается.

– Не волнуйтесь, что бы ей не сказали, она чувствует, что вы живы и здоровы. У нее сильный дар, как и у вас, а с возрастом наверняка научилась слушать интуицию. И вы тоже научитесь, только еще раньше, – успокаивающе мурлычит Макс и протягивает мне стакан с водицей. – Надо же чем-то себя занять, пока вы здесь.