«Ого, сколько же я проспала», – подумала она с тревогой.

– Зина, доброе утро. Пойдем, поешь. Нас так вкусно накормили вчера, пошли, пошли, – муж ласково взял ее за руку.

Зинаида подняла на него вопросительный взгляд.

– Нет, не звала. Сто раз к двери подходили все. Бормочет там чего-то Шалва, а Миша молчит.

«Одиннадцать часов прошло, – думала Зина, с аппетитом уплетая жареную картошку с маринованными груздями и сметаной. – Чем они там занимаются?»

Пока Зинаида спала беспробудным сном после дальней дороги и пережитого, ее муж и дочка тоже успели и выспаться, и поесть. Ирина сидела за столом в кабинете главного врача и, мурлыча себе под нос какую-то песенку, рисовала карандашами в старом медицинском журнале. Рядом с ней лежала кипа уже изрисованных газет.

«Боже, – вгляделась в них Зинаида, – она и Леонида Ильича разрисовала, надо будет забрать эту газету от греха подальше».

Не успела она об этом подумать, как в кабинет главного врача вбежала молодая санитарка и выдохнула с вытаращенными глазами:

– Шалва зовет.

– Зиночка, – Евгений Семенович спокойно посмотрел на вошедшую, – давай-ка ты одна пока зайди, а мы все в коридоре тебя подождем.

Шалва с улыбкой смотрела на мальчика, который лежал рядом с ней и сладко посапывал. На лице малыша то и дело появлялись гримасы, он морщился и иногда улыбался.

«Как же я устала, – подумала старая шаманка. – Как же устала. Похоже, что сегодня мой последний день здесь. Духи зовут меня, но, слава, они приняли мальчика в свою семью, и теперь он под их защитой, теперь он будет продолжением нашего рода. Нужно поговорить с внучкой и дать ей наставления».

В этот самый момент дверь больничный палаты приоткрылась и с тревогой на лице вошла Зинаида.

– Бабушка, можно? – тихо спросила она, не отрывая взгляда от спящего на кровати сына.

– Подойди ко мне, Зина, – Шалва слегка приподняла правую руку, – нам нужно с тобой поговорить. Послушай меня, девочка моя, – еле слышным голосом продолжила она, когда Зинаида присела рядом с ней на краешек кровати: – Я сделала для него все, что могла. Я уже очень слаба, но духи помогли мне, и они приняли его в свою семью. Запомни: он теперь другой, ничему не удивляйся. С ним все будет хорошо, он под их защитой. И самое главное, – Шалва замолчала и закрыла глаза, набираясь сил, – до четырнадцати лет он должен жить здесь.

Зина дернулась, но старая шаманка, как будто предвидя это, прикоснулась своей правой рукой к груди внучки.

– Его сердце должно напитаться силой этого места, не спорь. Можешь забрать его туда, куда вы уедете, на несколько лет, пока он нуждается в твоей заботе, но потом ты должна вернуть его сюда. Не спорь, это важно. Тогда все то, что я передала ему, раскроется в нем. И это моя воля. Последняя. А теперь возьми малыша и уходи. Мне нужно отдохнуть. Пусть никто не заходит.

По щеке Зинаиды потекла слеза, и, когда она наклонилась и поцеловала старую шаманку в щеку, слеза капнула ей на лицо и сразу же застыла, как волшебный кристалл.

– Спасибо, бабушка, – прошептала Зина, вытирая слезы трясущимися от волнения руками. Она аккуратно завернула сына в одеялко и вышла из больничной палаты.

Ночевать Обогаевы поехали к Зининым родителям. Рано утром следующего дня им сообщили, что шаманка Шалва умерла.

28 августа 1977 г.

Забайкальский край,

поселок Хилок

– «Навсегда войдут в летопись социалистической Родины эти октябрьские дни, озаренные светом народной радости и торжества. С энтузиазмом восприняли советские люди основной закон Страны Советов, вступивший в действие накануне ее славного шестидесятилетия. Он знаменует еще один шаг по дороге Великого Октября к нашей заветной цели – коммунизма».