Боже, всю дорогу Миша кричал. Кричал неистово, без остановки, оглашая все вокруг: такси, здание аэропорта, салон самолета, железнодорожный вокзал и вагон поезда – своим надрывным криком. Два или три раза Зинаида тайком плакала, заходя в уборную самолета и поезда. Она выплескивала всю свою боль и тревогу за сына, но делала это так, чтобы ни муж, ни дочь, ни чужие люди этого не видели. Проплакавшись и вытирая слезы с лица, она говорила себе: «Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо».

Дорога от Читы до Хилка заняла почти семь часов. Выйдя из поезда в двадцать три часа десять минут по местному времени, Обогаевы отправились в больницу Хилка, где лежала бабушка Шалва. Встретил на вокзале и отвез их в больницу на своем «Москвиче» старый друг отца, с которым заранее договорились.

«Удивительно, – подумала Зина, усаживаясь с малышом на руках в машину, – и папа ведь не приехал встретить, хотя, наверное, очень хотел внука увидеть, и маму не пустил. Это из-за Шалвы, сколько лет уже, а никак он не любит тещу и не принимает ее».

Поселковая больница, построенная еще в довоенные годы, располагалась на противоположном конце Хилка. Через сорок минут «Москвич» остановился у неприметного, серого одноэтажного здания, в двух окнах которого горел свет – их ждали. К Шалве здесь относились с огромным почтением и уважением, ведь она много раз помогала врачам разбираться со сложными и непонятными для них случаями. Не успела семья Обогаевых выйти из машины, как входная дверь приемного покоя распахнулась и на улицу в накинутом поверх одежды халате вышел главный врач больницы Евгений Семенович.

– Доброй ночи, – сказал он, здороваясь с отцом семейства за руку, – проходите, Шалва вас ждет. Зинаида, я думаю, тебе лучше зайти к ней с ребенком одной, уж очень она слаба, ничего не ест и молчит все время. А муж с дочкой пусть в приемном покое отдохнут, и накормим мы вас – подготовились. Иди давай, четырнадцатая палата, по коридору последняя дверь направо.

Он чуть приобнял женщину за плечи, и в этот момент ребенок проснулся и зашелся в истошном крике, оглашая тишину больницы своим надрывным плачем.

16 мая 1972 г.

Забайкальский край,

поселок Хилок

Зинаида с дрожью в ногах толкнула дверь больничной палаты и зашла внутрь. Было темно, но при свете луны она увидела Шалву, лежащую на кровати. Старая шаманка никак не отреагировала на вошедшую. Глаза ее были закрыты, и Зинаиде даже показалось, что она не дышит.

«Боже, неужели я опоздала?» – острой болью пронеслась у нее в голове страшная мысль.

И в этот момент Шалва открыла глаза и тихим голосом произнесла:

– Сайн байна5, Зиночка. Я все-таки дождалась вас. Теперь положи мальчика мне на грудь и уходи. Пусть сюда никто не входит, пока я не позову.

– Но, бабушка? – ахнула Зина.

– Положи и уходи, – тихо повторила Шалва.

Зина развернула одеяло и аккуратно, животиком вниз, положила кричащего сына на грудь бабушки. Малыш отчаянно застучал ручками и ножками, но Зинаида, резко развернувшись, вышла из палаты и плотно закрыла за собой дверь. Она уже практически заревела от усталости и отчаяния, и в этот момент крик ребенка резко оборвался и наступила пронзительная тишина. Это показалось Зинаиде невозможным и абсолютно нереальным, крик малыша все еще звучал в ее голове, и от этого тишина неимоверно давила. Она на мгновение закрыла глаза и в ту же секунду провалилась в глубокий сон.

Старинные часы в кабинете главного врача тихо отбили двенадцать ударов. Зинаида открыла глаза и посмотрела на свои маленькие, с черным ремешком часы «Победа» – подарок отца. Часы показывали ровно двенадцать часов дня.