– Красная армия уже заняла город Чанша. Кто еще смеет говорить о том, что линия ЦК неверна? Кто против Ли Лисаня – тот против партии, кто против партии – тот контрреволюционер! Так что сегодня я пришел сюда проводить с вашей четверкой контрреволюционное заседание!

– Ну, я пошел! – сказал Шаоюй, вставая.

– Почему? – спросил Сян Чжунфа.

– Мы все коммунисты, кто же будет проводить с Вами контрреволюционное заседание! Если вам нужно проводить контрреволюционное заседание, то не надо было сюда приходить!

Все молчали, Сян Чжунфа тоже долго не произнес ни слова.

– Старик![45] Если вы признаете, пусть молча, что неправильно сказали, то мы продолжим с вами заседание, – сказал Шаоюй и сел.

– Дискутировать с вами невозможно – вас все равно не переспорить. Но партия в наших руках. Мы можем вас наказывать! Наказывать! И еще раз наказывать! – заявил Сян Чжунфа.

Затем Пань Вэнью тоже отругал четверых. Но Дэн Чжунся до конца не произнес ни слова.

Все четверо, которых травили, еще раз разъяснили, почему линия Ли Лисаня неправильная.

Шаоюй сказал:

– Статья Ли Лисаня «Некоторые вопросы накануне нового подъема китайской революции» была первой ошибкой, резолюция от 11 июня – второй, а наступление Красной армии на Чанша и проведение вооруженных восстаний в разных частях страны – третьей, еще более крупной ошибкой! Первая и вторая являются ошибками теоретическими. Третья – ошибкой в действии.

Далее Шаоюй продолжал:

– Товарищ Пань Вэнью! У вас есть свое мнение, но боитесь высказываться. Многие другие товарищи тоже имеют свои мнения и не смеют высказываться. Это ненормальное явление. Это трагедия партии!

Дело в том, что и до и после опубликования резолюции ЦК от 11 июня Шаоюй беседовал с Пань Вэнью. Тот говорил тогда:

– Я согласен со всеми вашими мнениями. Но советую вам не говорить. Потому что Ли Лисань человек чрезвычайно злопамятный. Я тоже как-то высказал ему небольшое замечание, так он вынудил меня признать свою ошибку, – чуть не довел меня до смерти! Не только тогда, когда вы с ним не согласны, он вас преследует; но и когда он с вами не согласен, он вас тоже преследует. Так что нельзя высказываться. Иначе он вас затравит до смерти!

Пань Вэнью носил псевдоним «Доронин». После ареста он написал Чжан Сюэляну «письмо в 10 тысяч иероглифов». Давал Чжан Сюэляну уроки марксизма-ленинизма. Впоследствии был убит агентами Чан Кайши.

На этот раз дело кончилось тем, что Сян Чжунфа от имени лилисаневского ЦК объявил новые наказания всем четверым: Чэнь Шаоюю вместо былого «последнего серьезного предубеждения» дали «временное оставление в партии сроком на шесть месяцев под наблюдением», каждому из других троих – по «последнему серьезному предупреждению». Вот так проходило заседание, прозванное «Второй конференцией „7 августа“».

По прибытии в Москву в конце 1931 г. Шаоюй встретил одного из представителей Коминтерна в Китае в 1930 г., немецкого товарища (кажется, это был Герхард[46]), который рассказал:

– Во время совместного заседания Дальбюро Коминтерна и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК 3–5 августа 1930 г. Ли Лисань, Сян Чжунфа и другие требовали исключить вас четверых из партии. Поскольку мы были против этого, заменили временным оставлением в партии для наблюдения и последним серьезным предупреждением. Мы все равно были против и такого, но они нас не послушались!

Вскоре после упомянутого заседания 7 августа, 15 августа, Шаоюй был снят с должности секретаря Отдела пропаганды ЦК. Его направили в сектор архивов на сбор материалов. Затем его еще понизили и отправили в отдел пропаганды Цзянсуского провинкома номинально инструктором по пропаганде, фактически ему поручили охранять несколько больших деревянных ящиков со старыми документами. Ван Цзясян был отправлен в Гонконг – номинально корреспондентом газеты «Хунци», фактически безо всякой работы. Хэ Цзышу был направлен в Северный Китай, где вскоре был арестован и погиб.