не смущай.
Давно пришла пора признаться,
что ты, как кур во щи, попал.
Твоя родня – твоё богатство.
Ты разве этого не знал?
Смирись, худого мира ради
(с опроверженьем не спеши),
что все твои знакомки – ляди,
а все коллеги – алкаши.
Троп про Алкеевые строфы
здесь все сочтут за пьяный бред.
Ты сам закрыл окно в Европу,
вникай в иной менталитет.
Смотри, друган, на вещи проще,
пока мосты не сожжены.
Не жди раскаянья от тёщи
и оправданий от жены.
Ты не один в подлунном мире?
Так привыкай к ярму, старик!
Забудь, что дважды два – четыре,
здесь надобен иной язык.
Стерпи, чтоб избежать цунами
и не закончить, как Нимрод,
когда с блестящими глазами
получку тёща заберёт.
Спроси с улыбкой кроткой:
«Сколько?» —
карманы вывернув до дна,
когда, сияя, словно ёлка,
придёт с обновками жена.
Попробуй объяснить без мата,
что вовсе не ленив, как пень,
и то, что ты зовёшь «зарплатой»,
дают раз в месяц, а не в день.
И если хочешь под пельмени
иметь сто грамм от тёщи в дар —
избавься от учёной фени,
открыв сифон – фильтруй базар.
Когда от корректурной правки
впадешь в литературный зуд —
про антиклимакс вдруг не брякни,
тебя неправильно поймут.
Чтоб не спалиться на измене
и допуск получить в постель,
не молви в трубку: «Кантилена5»,
не прошепчи во сне: «Газель6».
Моя твоя не понимает…
Прозренье – как холодный душ.
Эх, за кого тебя считают,
монтажник человечьих душ?!
Ты совершил немало ходок
и помнишь, как сказал пиит:
неисчислимо сколько лодок
уже разбилось так о быт.
Ведь как бы ни манило небо,
ты знаешь, что голодный – слеп,
и между зрелищем и хлебом
сначала выбирает хлеб.
Цени, что где-то на планете
тебя, «ты – наш кормилец», ждут,
с приветом у порога встретят
и даже тапки принесут.
Ну а когда под ношей тяжкой
безвременно сгоришь в труде —
повесят в шкаф твои подтяжки,
как кенотафию тебе.
Он часто спал на унитазе,
а, в общем, был большой простак.
И, находясь, порой, в экстазе,
всех посылал на твёрдый знак.
УХОДЯЩАЯ НАТУРА
Отцы
Памяти Владимира Артеева
У Бога вам прощенья не просить,
поскольку расплатились в полной мере.
И не гадали: «Быть или не быть?»
С любовию, надеждою и верой
вы жили безоглядно, на разрыв,
в одном строю идя к великой цели.
От напряженья губы закусив,
пахали, строили…
И плакали. И пели.
Вы, словно хлеб, делили со страной
на всех – победы, промахи, удачи…
И обрели покой в земле родной.
А Страшный суд для вас не много значит,
коль суд людской вы вынесли, как крест,
среди толпы оставшись человеком —
в жестокий век, забывший стыд и честь…
Вы совладать сумели с этим веком!
Мёртвая дорога
Прикоснуться руками, как будто – к огню,
к стекленеющей стали куржавого рельса.
Не обжечься, но сердцем почувствовать всю
остроту и отраву манящего Цельсия.
В коченеющем небе продрогший петух
прочертил горизонт окровавленным гребнем.
И гудит тишина, словно свесился вдруг
на морозную стынь древний колокол медный.
То ли кости стучат похороненных здесь.
То ли сердце икает густеющей кровью…
Ни кола, ни двора, ни собаки окрест.
Кто же бродит тогда сквозь седое безмолвье?
Скоро вскрикнет петух, затрясёт головой
и рассыплет на снег кумачовую краску.
И нацелит, шипя, клюв изогнутый свой.
И сдерёт темноту, как посмертную маску.
Поминки
Памяти моего дедушки Константина Кривчикова
и других родных – жертв террора сталинской эпохи
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой…
Ах, вроде счастья выше нету —
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Я. Смеляков
На похороны деда не успел.