Чуть поодаль, у другого костра, сидел Ринго. Худой, измождённый, с лицом цвета мела, в поношенном мундире немецкого солдата. Его глаза тонули в тенях синяков, кожа на скулах обвисла, будто высохла. На пальцах – кольца: два серебряных, одно медное и одно странное, с обугленным камнем. Именно из-за них партизаны и прозвали его Ринго. Настоящее имя забыли, и он сам, казалось, тоже. Почти не разговаривал – только смотрел в огонь, словно хотел раствориться в нём.


Его нашли несколько дней назад, когда он подошёл к лагерю с поднятыми руками. Дезертир. Рассказал, что после боя у моста на юге Лиона отказался добить пленного французского партизана. Свои решили расстрелять его за это. Он сбежал в ночь, без оружия, и дошёл до лагеря.

Рядом с ним, на бревне, сидел Антуан. Молодой, с лицом, на котором едва заметные шрамы хранили память о пережитых битвах. Он протянул руки к огню, грея пальцы.

Ринго повернулся к Гюнтеру и спросил:

– Ты ведь был там, в самом начале. Как началась эта гражданская война? – спросил он, усаживаясь рядом.

Гюнтер посмотрел в пламя, будто хотел отыскать в нём то далёкое прошлое. Потом перевёл взгляд на Ринго.


– Эта война… Она не просто так началась. Всему есть свои причины.

Ветер скользил между деревьями, шурша в хвое, словно шепча об ушедших. Тишина затянулась. Потом

Гюнтер начал:

– Это было давно, в 1935 году… Мы все были молодыми, студентами, полными энтузиазма и мечтами о лучшем будущем для нашей страны. Мы бунтовали, меняли всё, что казалось невозможным. И, знаешь, этот момент стал тем, к которому никто не был готов. Революция не начиналась по плану, а случайно. Всё было как водоворот – стремительно и непредсказуемо, но закономерно.

24 мая 1935 года я приехал во Францию. Давняя мечта – увидеть Эйфелеву башню – наконец-то сбылась. Однако, стоило мне выйти на улицу, как меня поразило не величие архитектуры, а шумные толпы. Люди маршировали, протестовали, и весь город будто дышал беспокойством.

Гюнтер, заметив огромную толпу, подошёл к одному из протестующих и спросил, в чём дело.

– Да надоел уже этот Лебрен! Эти бесконечные мафиозные группировки, как долго ещё мы будем это терпеть? – воскликнул тот, указывая на правительственное здание.

– А как насчёт детективов, полиции? – спросил Гюнтер.

– Да какая там полиция, их недавно целым отделом взорвали! А эти контрабанды! Один человек, Леруа, заметил их недавно… Всё это время мафию спонсировали из другой страны. Где же была власть? Неужели Лебрен связан с ними!?

– Антуан?! – с удивлением воскликнул Гюнтер.

– Да, да! Он, тот самый! О нём сейчас вся страна говорит…

Гюнтер был потрясён. Он не видел Антуана много лет. Хотел было поговорить, но решение было принято – он решил следовать за толпой, чтобы узнать, куда они идут.

Толпа пришла к правительственному зданию, где начались бурные выступления. Казалось, что они шли за коммунистическим лидером, который восклицал: «Долой власть!»

Ведущий их мужчина выглядел странно: старый, с усами, в военной форме. Как ему, военному, быть коммунистом? Бауэру казалось это абсурдным.

Мужчина врывается в парламент, где Лебрен как раз присутствовал на правительственном заседании.

– Социал-демократы не примут этот закон! – скандировали сторонники. – Демократы не согласятся с предложением Лебрена!

Лебрен пытался угодить всем, балансируя между двумя сторонами. Но его позиции уже не было достаточно для стабилизации. Его стремление к золотой середине в условиях поствоенной Франции воспринималось как слабость.

– Мы почти уничтожили эти группировки! Корсиканцы не будут впущены в правительство! – кричал Лебрен.