Больше он никогда не доставал меч и не защищался. Отныне все колющие удары он наносил сам себе. Он не боялся перейти реку, даже не умея плавать. А когда ему случилось тонуть по собственной ошибке или когда его балбес-друг топил его, потому что тоже не умел плавать, единственное, о чем он думал, находясь под водой, – о том, что вовсе не хочет спастись и не хочет, чтобы его спасали, потому что его привлекает возможность смерти. Ему было интересно, что случится дальше, потому что, только оказавшись один на один с самим собой и ощутив близость конца, он по-настоящему мог ощутить счастье,

которое длилось недолго.

Дыхание рот в рот, и ты обнаруживаешь свое тело на берегу, вновь разъединяешься со своей личностью и начинаешь придумывать план следующего захвата. Перспектива стать мишенью для собственных пуль в детстве доставляла радости больше, чем фруктовый лед.

Отсидев попу на подоконнике и очнувшись от воспоминаний, я вновь возвращаюсь в это пустое место, в котором ничего больше не говорит обо мне самом. Мое тело падает на пол в одежде и закрывает глаза, повторяя про себя молитву:

Однажды мой инстинкт самосохранения уснет вечным сном, а за ним и я сам упаду в беспросветную темноту. Аминь.

Давно не упоминались гробы. Чтобы отдать дань уважения гробам, расскажу один случай. Главным интересом парней моего возраста можно назвать тест-драйвы. Они приходят в дорогие салоны, садятся в дорогие машины и едут кататься, мечтая о богатой жизни. Однажды я случайно зашел в ритуальное агентство, потому что на улице начался гром. Гулял внутри минут двадцать и вдруг спросил у продавца:

– А вы устраиваете тест-драйвы?

Он улыбнулся:

– Конечно!

– Можно в какой угодно?

– Да, пожалуйста.

Я подумал, что было бы очень классно, если бы он сфотографировал это и отправил мне. Говорят, если повесить на стену изображения желаний, мечты исполнятся.

Каждому необходимо однажды упасть на дно, чтобы затем всплыть. Так легче отталкиваться, так проще понимать, что дальше некуда. На небольшой глубине ты думаешь – и так сойдет. Опускаешься на несколько уровней ниже – уже тяжело дышать, но ничего не делаешь. Еще чуть-чуть, и начинаешь паниковать, кричишь и зовешь на помощь, но вокруг тебя никого. А дальше… Дальше ничего, совсем ничего. Это состояние такое, когда ты не чувствуешь ничего и вокруг тебя ничего, и ничего не можешь с этим сделать. «Ничего» звучит нейтрально, но на деле «ничего» означает, что тебе настолько плохо, что это просто ничем и не выразишь. Поздравляю, ты нашел свое дно и у тебя есть пару минут на раздумье.

Черт, я же рассказываю, я же пытаюсь… донести суть. Прямо сейчас я почему-то вообразил себе человека средних лет в сандалиях. Знаете эти паршивые сандалии? Само слово «сандалии» внушает страх и опасения, не то, что их вид. Вид этих сандалий вызывает только рвоту.

Так вот…

Умереть или оттолкнуться? И хотя ты не знаешь, как ты поплывешь, с какой скоростью, ты уже не помнишь, что тебя ждет наверху, у тебя нет никаких средств для того, чтобы плыть, тебе все же есть от чего отталкиваться. Когда мы всплываем, мы ощущаем эйфорию, освобождение, мы снова научились чувствовать, любить, видеть красоту и испытывать счастье. Мы находим душу. Тела, однажды побывавшие на дне и нашедшие себя, навсегда остаются благодарны самым ужасным событиям своей жизни за то, что они научили их чему-то важному, чему-то прекрасному, за то, что они подтолкнули их к освобождению.

Все они лгали, когда говорили мне слова поддержки, но их ложь была сладкой, как ложка сгущенки. Они брали банки этого вкусного чуда и опрокидывали на мою голову в знак понимания того, что я чувствую. Они думали, я решаю примеры по математике дома перед телевизором и смеюсь как бешеный от тупых шуток, разворачивающихся на телеэкране, даже не предполагая, что телевизора в моем доме никогда не было, а моими единственными примерами были Курт Кобейн, Маяковский, Есенин.