– Привет, мам, – голос сам дрогнул от неожиданной нежности.
– Ариш! Ты доехала? Как комната?
Я огляделась и улыбнулась.
– Тут… нереально здорово. Огромная кровать, балкон, и даже плед розовый – будто специально для меня. А вид из окна… Мам, тут весь город как на ладони! Огни, крыши…
– А сосед? – настороженно спросила мама.
– Его нет, на работе. Но оставил ключи.
Мама вздохнула – тот самый, облегчённо-грустный.
– Главное, чтобы тебе было хорошо.
– Будет, – пообещала я, хотя сама ещё не верила в это до конца.
После разговора я разослала Соне и Кириллу одинаковые сообщения:
«Приехала. Комната – сказка. Москва огромная. Боюсь/восхищаюсь/не верю, что это реально.»
Соня ответила сразу:
«Фото в студию!»
Кирилл – только через час:
«Рад за тебя. Держись там.»
Я постояла под горячим душем, пока вода не смыла с кожи дорожную пыль и дрожь в коленях. Кухня оказалась крохотной, но уютной. Слева – узкая столешница с электрической плиткой и чайником в горошек. Посередине – круглый стол с двумя стульями, на одном из которых лежала гитарная струна. Справа – холодильник, весь увешанный магнитами и детским рисунком. Я подошла ближе. На листе бумаги кривыми буквами было выведено: «Полина с братиком». Мальчик и девочка держались за руки, у обоих – огромные улыбки до ушей.
– Значит, у тебя есть сестра, – прошептала я, будто обращаясь к невидимому соседу.
В комнате я неспешно раскладывала вещи, Луна тем временем обживала подоконник, прижимаясь к стеклу. Я прилегла, укрывшись розовым пледом. День первый. Я здесь. А в соседней комнате по-прежнему стояла тишина. Часы на телефоне показывали 14:29.
"Нужно бы пройтись погулять", – подумала я, потягиваясь.
Луна, свернувшаяся калачиком на подоконнике, лениво приоткрыла один глаз, будто спрашивая: "Ты серьёзно?"
– Да-да, нужно сходить на разведку, – сказала я.
Я надела голубые джинсы, белую футболку и розовый бомбер – мой любимый комплект для важных дней. Луна недовольно мяукнула, когда я закрыла дверь, но я пообещала ей вернуться с угощением. Красная площадь встретила меня золотым сиянием. Кремлёвские стены, подсвеченные прожекторами, казались декорацией из сказки. Туристы фотографировались, смеялись, а я стояла посреди брусчатки, чувствуя, как сердце колотится чаще.
– Красиво, да? – спросила пожилая женщина с фотоаппаратом.
– Невероятно, – прошептала я, хотя слово не передавало того, что творилось внутри.
Арбат был другим – шумным, живым. Уличные музыканты играли на гитарах, художники предлагали портреты, а запах жареных каштанов смешивался с ароматом свежего кофе. Я купила крошечный брелок с кошкой – для Луны – и слушала, как девушка с виолончелью исполняет что-то грустное и прекрасное.
Тверская сверкала витринами. Я шла, задирая голову, разглядывая старинные здания с лепниной и современные неоновые вывески. Остановилась у кафе с ажурными столиками и заказала кофе – просто чтобы посидеть и смотреть, как мимо проходят люди. Пять часов спустя ноги горели, а в голове кружилось от впечатлений. Я села на скамейку у фонтана и достала телефон:
– Мам, ты не представляешь… – начала я, но голос дрогнул.
– Что, дочка?
– Она такая… разная. И такая красивая.
Я смотрела на огни, отражающиеся в воде, и думала, что Москва – как зеркало. В ней есть всё: и блеск, и трещины, и чьи-то отражения. А ещё – теперь в ней есть я. На обратном пути я купила Луне лакомство и себе – круассан. Лифт снова унёс меня на тринадцатый этаж, где за дверью ждала тишина. Сосед так и не вернулся. Я сняла ботинки, ощущая, как ноют ступни, и прижалась лбом к холодному стеклу балкона. Я здесь. Я гуляла по Красной площади. Я пила кофе на Тверской. Луна тыкалась в мои ноги, требуя внимания. Я улыбнулась и достала брелок.