Поля медленно поднялась из-за парты, усилием воли разгоняя туман перед глазами. И стремглав бросилась из класса. Звонок застал её в дверях, но не задержал. В соседний кабинет заходил девятый «Б», и Поля чуть не налетела на кого-то из них.

– Спятила, малявка? – услышала Поля даже не окрик, а мысль вслух, полную раздражения. Но фраза не остановила её и не удержалась в сознании – выскочила оттуда как монетка из дырявого кармана.

Вот он – спасительный женский туалет, свидетель всех школьных драм. Она вбежала в самую последнюю кабинку. Поля прислонилась к холодной кафельной стене ещё советской отделки. Теперь плитки выглядели неважно, многие края откололись, а на потолке облупилась побелка. Всё здесь настойчиво твердило об упадке. Это место не было даже кабинкой в полном смысле слова – лишь перегородка, без двери. Кто угодно мог зайти и увидеть, но всё же лучшего места для уединения во всей школе ещё не нашли. Поля разрыдалась. Шквал эмоций хлынул по щекам. Конечно, девочки подсунули ей анкету последней не специально, но для Поли оказалось унизительно осознать, что она – худшая. Других девочек физрук мотивировал на достижения, не только тех, кто ездил на соревнования, как Женька Максимова, но и самых обычных. А она, Поля, оказалась хуже других. Даже Степан Степанович, этот добродушный человек, ополчился против неё, сразу заметив её неповоротливую фигуру и общую никчёмность. Поля ощущала себя жалкой. Ей никогда было не заслужить одобрения физрука, хотя других Конь щедро одаривал им.

Степан Степанович вёл у школьников дополнительные тренировки, устраивал факультативы. Задерживался после уроков ради них, обычных мальчишек и девчонок, жаждущих самовыражения. Большинство занятий были бесплатными, даже самые беспризорные, вроде Малюты, могли позволить себе их посещать, чем и пользовались. Конь дарил классу надежду. Показывал им мир спорта, и они с удовольствием отвлекались от того, что творилось в школе, на улицах и в семьях. Физрук давал им возможности проявить себя, и «вэшки», «бэшки», «дэшки» и даже «ашки» любили Коня за то, что он открывал им самих себя. Только Полю это не касалось, да ещё Мишу Багашевского, Веру Петрову и Дашу-отличницу с их слабым здоровьем. Но у последних троих была справка от врача, а в графе с оценками с самого первого урока красовалось волшебное «Осв». В те недолгие моменты, когда Поля прекращала ненавидеть своё тело, она хотела такую вот справку. Мечтала о ней, как её одноклассницы о поцелуе с понравившимся парнем. Справка даровала бы спасение. Но у Поли ничего не болело, кроме души. Ни малейшей надежды не оставляло девочке её самочувствие. Даже недавно начавшиеся менструации были регулярными и безболезненными. Тупик. Но хоть раз в месяц освобождали от позора. Поля боялась, что это будет вызывать шутки, но никто не обращал внимания на Полины ежемесячные отсутствия на физкультуре. Поля позднее осознала, что многие девчонки тоже вошли в возраст, и указание на Полины регулярные отгулы бросило бы тень и на них самих.

Как Поля завидовала Вериной язве или неизвестной, но, видимо, серьёзной болезни Даши-отличницы. Ей бы хоть одну маленькую язвочку! Не обязательно в желудке, где угодно! Только бы не чувствовать этого унижения.

Поля так и не поняла ни тогда, ни потом, был ли Степан Степанович простовато слеп или оставался безучастным к её страданиям. Глядя на его взаимодействие с другими школьниками, Поля с трудом верила, что эмпатия не входила в число лучших качеств учителя. Может быть, это Поля со своей неуклюжестью была ему противна? Этот и подобные вопросы она задавала себе тысячу раз в детстве и столько же потом. Но вслух они не прозвучали: о таком даже думать стыдно. И теперь, чувствуя спиной и затылком холодок кафеля, Поля глубоко дышала, пытаясь собраться и заставить себя вернуться в класс. А там как можно незаметнее попросить у Валентины Григорьевны прощения за опоздание. Как назло, это случилось перед её уроком. Уж она-то обратит внимание, что с Полей дело неладно.