Наступил очередной день, холодный и ничем не примечательный. Разве, только тем, что в этот день Катя была выходная. По привычке она оборвала лист календаря, сменив «18» на «19» число и мысленно отметила: «Прошло восемнадцать дней с прошлой встречи». Почувствовав, что тоска опять берёт верх, Катя затеяла генеральную уборку. Она включила радио, чтобы было не скучно, и принялась за дело. И так ловко со всем справилась, что через два часа в квартире не было ни пылинки, ни соринки. Довольная собой и проделанной работой, Катя выключила радио и решила перечитать что-нибудь из классики. Она надеялась забыть свою боль, а вместо этого погрузиться в события романа. После долгих поисков (а книг в их доме было очень много) выбор пал на роман Виктора Гюго «Отверженные». Катя быстро и увлечённо окунулась в чтение. Она сочувствовала бедному каторжнику Жану Вальжану и его горькой судьбе.
В дверь постучали. Катя отложила книгу и прошла в коридор. Открыв дверь, она увидела Толю и обомлела. Он стоял перед ней в бежевом расстёгнутом плаще. Толя улыбнулся, не сводя с Кати своих голубых глаз-магнитов.
– Я войду? – просто спросил он. Катя кивнула. Но разве мог быть другой ответ? Разве она ждала его для того, чтобы сказать «нет»?
Он вошёл и, как только Катя закрыла дверь, придвинулся к ней вплотную, секунду внимательно посмотрел ей в глаза и неожиданно обнял её так крепко, что у неё захрустели косточки.
– Не сломай меня, – шутя попросила девушка. Толя выпустил её из объятий.
– Прости, не думал, что так крепко тебя обниму, – объяснил он, – я скучал.
«Я не смог тебя забыть», – мелькнуло у него в голове, но он решил не озвучивать свою мысль.
– Я думала, ты обо мне не вспоминал.
– Нет. Конечно, нет. Я хотел извиниться за то, что наговорил тебе тогда.
– Значит, мы никуда не едем? – спросила Катя с иронией, – в Москву, Минск, Ереван…
Толя отрицательно покачал головой.
– Ты вправе обижаться на меня, и если ты скажешь, что больше не хочешь меня видеть, я пойму. И уйду. И не появлюсь больше в твоей жизни никогда.
Катя обняла Анатолия.
– Я хочу тебя видеть. Я тоже скучала.
Она решила умолчать о редких, но регулярных визитах Миши. Он приходил в гости, пили чай со свежими пышками, которые он всегда приносил с собой. Елизавета Павловна была от него в восторге, а Катя смотрела на него и думала: как так получилось, что Миша поступил на службу в НКВД? Скромный, но общительный парень никак не мог равняться со статью и самоуверенностью Полякова. Последний способен вселить страх в любого одним взглядом. Во всяком случае, так было по мнению Кати. Иногда по ночам, будучи в глубоких раздумьях, она жалела, что влюбилась не в того. Она понимала, что с Толей у неё нет будущего, а Миша был бы отличным мужем. К тому же, Миша ни разу не заговорил с ней ни о её профессии, ни о Гольцмане, ни о чём-либо подобном.
Но здесь и сейчас рядом с Катей был именно Толя, и ни за какие блага она бы не согласилась быть в эту секунду с другим. Она смотрела на него так, как будто не видела его несколько лет, десятилетий, веков.
– Это был самый длинный октябрь, – сказала она и ощутила губы Толи на своих губах.
Он целовал страстно, ненасытно. Она вложила свои миниатюрные пальчики в его сильные ладони и увлекла за собой. Они вошли в её комнату, не включая свет. Шторы были задёрнуты, поэтому в комнате царил полумрак. Он снял с неё домашний халат и нижнее бельё, оголив тело. Потом снял с себя плащ и всё под ним. Она увлекла его дальше, на кровать. Он продолжал следовать за ней… Такой страсти, такого огня между ними не было никогда! Они были ближе, чем когда-либо. Их поцелуи были слаще, объятия крепче, а дыхание горячее. Можно ли было чувствовать себя более счастливее, чем тогда? Наверное, нет.