Потому что обычно, ведь как, – ну, оставили человеку его зарплату – вот он уже и рад. Какие тут могут быть еще претензии, а тем более пожелания, да еще у такой симпатичной комсомолочки?

– Вы зря смеетесь, – нисколько не смущается Инесса, – может быть для вас это и ерунда, а для меня – жизненно важная проблема, влияющая на производительность моего труда!

– Да что за проблема-то? – уже с интересом спрашивает комиссия, – вы говорите, не стесняйтесь. Тут же все свои.

– Нам, товарищи, стесняться друг друга нечего – звонким голосом комсомольского трибуна говорит Инесса. А проблема такая – уже больше месяца, как у меня, товарищи, испортился стул. Ни к черту, стал стул! Плодотворно работать с таким плохим стулом, товарищи комиссия, просто не представляется возможным!

Все мужики, а в той комиссии одни мужики и были, сразу затихли, поначалу даже застеснялись как-то. Вопрос ведь интимный, медицинский.

– В каком это смысле – плохой? – осторожно спрашивает председатель.

– Что значит, в каком смысле, – говорит Инесса, – плохой, – в том смысле, что жидковат. И совсем неустойчивый стал. То вроде ничего, а то – только, понимаете, присядешь… Да чего вы ржете-то? Что тут смешного? Это же конкретный производственный вопрос!

А те, действительно, уже ржут, как кони, а председатель сквозь смех еще и выдавливает из себя:

– С этим производственным вопросом вам, голубушка, надо не к нам – это вам в медсанчасть надо, – и опять все заливаются.

– А что, – спрашивает наивная Инесса, – теперь что – наша санчасть может не только здоровье, но и плохой стул восстановить? А я думала это у нас в столярке делают…

– И в столярке тоже – давится смехом председатель, – там такие лекари, кого хочешь выправят…

– Тогда прошу вас занести это в протокол, – раздражаясь от их непонятной смешливости, строго заявляет Инесса, – причем, в виде отдельного пункта: «С целью всемерного повышения производительности труда, обязать институтскую медсанчасть в кратчайшие сроки довести стул комсорга отдела №28 Тюлькиной Инессы Павловны до рабочего состояния….

А те уже и со своих исправных стульев попадали – конвульсии начались…

Так она их тогда рассмешила, что они про нас совсем забыли и по инерции, все еще отдуваясь, икая и охая, нашу группу без изменения оставили. Ни у кого из нас зарплату не уменьшили.

– Ну, ты Инесска даешь! – восхищался Акимов:

– Ты что – не знаешь что такое стул?

– Почему не знаю. Стул это то на чем я сижу.

В подтверждении этих слов Инесса даже попрыгала упругим задом на своем сломанном стуле, отчего тот, действительно, закачался и недовольно затрещал.

– Не только, – менторским тоном продолжил Акимов. – У этого слова есть еще и другое, тоже важное, но физиологическое значение.

– Какое значение?

– Физиологическое – это значит касающееся некоторых функций нашего организма, понятно?

– Нет.

– Ну, хорошо, – слово «стул» означает ещё процесс… Как бы это поаккуратнее тебе объяснить, – этим словом еще обозначается сам процесс выделения человеком, э-э… фекалиев…

– Процесс выделения чего??? – Инесса в ужасе округляла свои огромные голубые глаза…

– Ну, экскрементов, – пытался помочь ему Южанин.

– Сам ты экскремент! – раздраженно обрывала его совсем запутавшаяся Инесса…

Да. Своеобразная была женщина. Так все было в ней перемешано и запущено…

Но какая каллиграфия! Если бы вы только видели…

Правда, я то здесь начал рассказывать об этой нашей Инессе совсем с другой целью. Она еще вела в нашей лаборатории так называемую «Чайную церемонию». И видите, что получилось? Только про ее стул и получилось. А про «Чайную церемонию» теперь придется другой рассказ писать.