– Да убери ты от меня руки, Шуля! Что тебе от меня надо?

– А то ты не понимаешь! Юлька, да стой ты… Я же не просто так. Я реально с тобой хочу… ну, замутить. Серьёзно. Ты мне нравишься. Очень сильно нравишься. Скажи, что мне сделать – я сделаю. Я всё для тебя сделаю.

– Шуля, просто отстань, а? Мне правда не до тебя.

– А до кого? До него, да? До этого твоего психованного ублюдка? До этого сраного молдавского гастера?

– Не говори так про него!

Эрик вышел на балкон, но ни Руслан, ни Юлька его не заметили, увлечённые перепалкой. Балкон занимал всю крышу над центральным входом клуба и сообщался ещё с одним коридором.

– А кто он? – фыркнул Шуля. – Прынц голубых кровей? Только мамашка у него поломойка, молдавская гастерша, значит, и он…

Эрик ускорил шаг. В висках заколотился пульс.

– Да мне всё равно! Мне плевать, кем его мама работает…

– Плевать тебе… Так и ему тоже плевать – на тебя. Дура, ты даже не видишь, что ты ему нафиг не сдалась. Ты за ним как собачонка бегаешь… Смотреть противно, как ты стелешься перед Маринеску, как унижаешься… Ещё было б перед кем… Ты ему уже дала?

– Дурак! Больной дурак!

– А…

Шулепов больше ничего не успел сказать. Первый же удар сбил его с ног.

– Эрик, пожалуйста, не надо! – верещала Юлька, глядя, как он, сидя сверху поверженного Шули, лупит его кулаком. – Эрик, прошу, остановись!

Она подскочила, схватила его за руку.

– Пожалуйста! Оставь его!

Ярость схлынула. Накатила брезгливость.

– Всё я, всё, – выдернул он руку и поднялся. Но Юлька всё равно вцепилась в него, словно боялась, что тот снова сорвётся.

Кряхтя и сплёвывая кровь, медленно встал Шуля. Сначала на четвереньки, потом, опираясь о балюстраду, поднялся на ноги. Покачиваясь, побрёл к дверям. Не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Ты – труп, Маринеску.

4. 4

Юлька тотчас прижалась к Эрику, словно боялась, что тот кинется вдогонку с кулаками. Но он убрал её руки, подошёл к балюстраде и облокотился. Внизу, во дворе перед клубом толпился народ: болтали, курили, смеялись. Кто-то входил, кто-то выходил.

Эрик подумал, что и ему пора бы домой. Но тут Юлька опять пристроилась рядом.

– Не знаю, что на него нашло, – пробормотала она.

– Нашло? – усмехнулся Эрик. – Да он всегда такой.

– Да, с тобой, почему-то да, такой… – согласилась Юлька, потом повернулась к нему. – Не будем о нём. А вот ты – молодец.

Эрик покосился на неё.

– Я? С чего это?

– Ну, что пришёл и… что заступился. И вообще…

– Ерунда.

– Нет! Не ерунда! – горячо возразила Юлька. – Ты всегда за меня заступаешься. Я от этого… ну, просто не знаю… хочу плакать и смеяться одновременно.

Эрик покачал головой. Детский сад какой-то, ей-богу. Но Юлька возбуждённо продолжала:

– А помнишь, в шестом классе у меня отобрали рюкзак мальчишки из восьмого и закинули в мужской туалет? И не отдавали… А ты шёл мимо, спросил, чего реву. Я пожаловалась, и ты такой: «Сейчас принесу». А они и тебе не хотели отдавать, помнишь? Говорили: «Вали отсюда пацан, пока не получил». Я слышала, я же за дверью стояла. Губу тебе разбили, гады, до крови… Но мой рюкзак ты у них забрал. И отдал мне. Помнишь?

– Вообще нет, – пожал он плечами.

– Ну как же? Ну а в восьмом классе, помнишь, я нечаянно разбила проектор у физички? Я тогда чуть не умерла от страха. Я и так-то эту грымзу боялась до потери пульса, а тут такое… До сих пор как вспомню, так вздрагиваю… А ты встал и сказал, что это ты разбил… Ну, помнишь?

– Ну вот это помню. Ещё б не помнить. Физиня же так потом орала, что думал – оглохну. Указкой своей чуть не истыкала до смерти.

– Ах да! – засмеялась Юлька. – По-моему, даже ударила разок, ненормальная. И ты у неё тогда эту указку отобрал и тоже сломал. И с математикой всегда мне помогаешь! Если б не ты, я бы точно погрязла в двойках…