Меньше всего ему хотелось её расстроить, но что тут поделать? Настроение стало совсем паршивым. Возвращаться в клуб не хотелось. Да вообще не стоило приезжать.

Добравшись до остановки, он позвонил Юльке. Та, к счастью, ответила сразу, но по голосу чувствовалось – рыдает.

– Доехала? Дома?

– Угу.

– Ладно, созвонимся.

Эрик сбросил вызов и заскочил в подъехавший троллейбус.

5. 5

Добираться из клуба домой предстояло так же тягомотно, долго, с пересадками. К тому же вечером транспорт ходил плохо, и ждать нужную маршрутку пришлось около часа.

От остановки путь лежал через пустырь, который местные власти ещё с прошлого века собирались преобразовать в парк культуры и отдыха. Но поскольку так и не собрались, жители окрестных домов понаставили на бесхозном поле ракушек и сараев. В тёплые дни мужики, сидя на чурбачках и приспособив под стол старую деревянную катушку для проводов, распивали самогон. Там же летними ночами собиралась молодёжь отдохнуть или выяснить отношения, а часто – и то, и другое.

Вообще-то, пустырь имел дурную славу. То на девушек там нападали, то грабили. Осторожные люди предпочитали делать крюк, боялись. Даже мать вечно твердит: плохое место, опасное, страшное. Но Эрик Маринеску не понимал этих страхов.

Он обитал тут с детства, играл, дрался, зависал с пацанами. Он здесь впервые поцеловал девочку. Здесь же выкурил первую свою сигарету – не проникся, правда, процессом, но попробовать-то надо было. Словом, он здесь, можно сказать, вырос. Каждая кочка, каждый чахлый кустик, каждый сарай – всё такое знакомое-родное.

Сегодня, что странно, никого не было на пустыре, хотя погода располагала. Только где-то вдали из темноты доносились приглушённые голоса и смех.

Так даже лучше, что нет никого из своих, успел подумать он. Иначе сейчас бы началось: куда торопишься? Садись с нами. А он уже насиделся сегодня, да и мать ждёт…

Он и не обратил внимания на то, как отделился от стены гаража чей-то тёмный силуэт. А затем появился ещё один и ещё. Мысленно лишь отметил: трое, четверо, пятеро… Но и тогда ничего дурного не заподозрил, идиот. Видать, интуиция то ли спала мертвецким сном, то ли у него её отродясь не было.

Эрик понял, что дела плохи, только когда эти безмолвные фигуры стали медленно, но вполне целенаправленно двигаться к нему, стараясь при этом обойти со всех сторон и, обступив, заключить в кольцо.

Он остановился, вглядываясь в темень, лишь слабо разбавленную тусклым светом фонарей.

Однако в следующую секунду он безошибочно узнал, кто это. Во всяком случае – одного из этих пятерых, едва тот шагнул в жёлтое пятно фонарного света.

Шуля. Шулепов. Откуда он здесь? Каким образом занесло его из центра в спальный район на самом отшибе города? Что он тут забыл? Эти мысли пронеслись молниеносно.

– Гля, пацаны, а вот и он… – сообщил Шулепов, подходя ближе. В руке он держал бутылку, которую затем поднёс ко рту. Сделал большой глоток, по-лошадиному фыркнул, утёр губы рукавом толстовки. И с громким смешком произнёс неожиданным фальцетом: – Наша сраная смуглянка-молдаванка.

Потом уже грубее добавил:

– Ну чё, мудло, где твои понты? А я предупреждал? Предупреждал. Значит всё. Ку-ку.

Шулепов был сильно пьян. Гораздо пьянее, чем два с половиной часа назад на балконе «Рок-сити».

Сунув руки в карманы, Эрик бросил в лицо однокласснику:

– Свали, Шуля. Иди проспись.

Шулепов ухмыльнулся.

– А побазарить? – гнусаво и тягуче спросил тот. – Мы тебя тут зря ждали, что ли? На этой вашей помойке… Не хочешь базарить? Сразу к делу? Да легко! Да, пацаны?

Кто первый его ударил, Эрик не понял. Просто сбоку врезалось что-то твёрдое и тяжелое. Бита, что ли? Или ломик?