– Сынок, у тебя врач, помнишь? – спрашивает мама, мягко толкая Филиппа в плечо. Он просыпается и тут же подскакивает на кровати. Мама вскрикивает.

– Чем пахнет? – резко спрашивает юноша.

– Что?

– Чем пахнет, мам?

– Ой… Ты же кашу просил? А я забыла совсем.


>>>


– Интересно…

Игорь Лаврентьевич соглашается выслушать пациента. Филипп сбивчиво, но с каждой секундой всё более страстно рассказывает о видениях, «временном» взгляде и бесплодных попытках обнаружить момент, когда его лёгким подпишут смертный приговор. Юноша достаёт исписанный лист и передаёт врачу.

– Это вы сами записали?

– Да, вчера.

– Занятно.

Доктор встаёт, подходит к окну. Разговор застывает, как холодный ноябрьский воздух в пять утра. Протерев пальцами глаза, Игорь Лаврентьевич возвращается к столу.

– Когда, говорите, у вас это началось?

– В день выписки, дома. Потом стало сильнее. Сейчас я более-менее научился этим управлять.

– Можете воспользоваться «временным» зрением прямо сейчас?

– Да.

Врач погружается в раздумья. Филипп, сгорбившись, сидит на кушетке, смотрит на Игоря Лаврентьевича.

– То есть вы утверждаете, что вот это – это вся ваша жизнь. От, условно, сегодняшнего дня до самого конца?

– Нет, не вся. И не до конца. Кажется, до шестидесяти восьми.

– Почему именно шестьдесят восемь?

– Не знаю. Я смотрел на календарь в телефоне и выяснил, что могу заглядывать на пятьдесят лет вперёд максимум.

– Уверены, что предсказания… точны?

Филипп пересказывает доктору свои опыты.

– Очень любопытно, Филипп. Есть идеи, откуда у вас появилась эта способность?

– Наверное, из-за травмы. Что-то с мозгом. Я думал об этом: получается, мы все можем заглядывать в будущее, если получилось у меня, да? Не знаю. Поэтому и решил вам рассказать.

– Правильно. И в каком-то смысле проблема действительно в травме.

– Да?

– Да. Ещё точнее – в лекарстве. Экспериментальном средстве, которое помогло вам так быстро встать на ноги.

Филипп молчит. Ступор длится пару мгновений, но юноше кажется, что он просидел на кушетке несколько вечностей подряд.

– Но если вы знали, то почему не предупредили о побочных эффектах?!

– Простите, Филипп. Шанс, что лекарство окажет такое влияние, просто ничтожно мал. К тому же мы проводим эксперимент, а значит, я не могу в него вмешиваться.

– Это…

– Нечестно. Плохо. Но это средство может стать спасением для сотен тысяч людей. С его помощью можно лечить не только осложнения при черепно-мозговых травмах, но и нейродегенеративные заболевания. Эффект «временного», как вы его назвали, зрения, проявляется у одного человека на шестьдесят тысяч.

– Откуда вы знаете?

– Статистика. Лекарство – местарофат – придумали ещё в Союзе. Изобрели в конце восьмидесятых, но после клинических исследований его засекретили КГБ. Хотели использовать в целях разведки как раз из-за этого эффекта. Довольно скоро выяснилось, что «временной» взгляд проявляется крайне редко. Но Союз как раз начал разваливаться, в девяностых большая часть документации утекла за рубеж, а то, что осталось, держат под строгим контролем. Местарофат всплыл случайно. Подняли архивы, подали запросы. ФСБ пошли на попятную. Препарат заново изготовили, провели исследования на современном оборудовании. Потенциал огромный, я уже говорил. Сейчас проходит третья волна тестирования.

– Погодите… Если он был у КГБ, получается, они знали…

– Думаю, в ФСБ его тоже используют, и люди знают. Но вы уже, наверное, поняли, что толку в этом знании немного…

– Будущее нельзя изменить?

– В точку.

– Почему?

Игорь Лаврентьевич возвращается за стол.

– Не знаю, Филипп. Не думаю, что кто-то вообще знает. Физики и философы с удовольствием порассуждают на эту тему, но станет ли вам от этого легче?