– У вас есть десять минут, чтобы написать свой вариант диктанта на чистовик и сдать его мне, – напомнила Светлана Окоповна и, подойдя к большому шкафу, стала там что-то искать.

В этот момент Настя с заплаканным лицом начала медленно складывать свои листы и, отодвинув стул, чтобы встать с места, увидела, как мимо неё прошёл какой-то кудрявый парень и незаметно от всех подкинул ей на стол свой листок. Взяв его в руки, она увидела написанный на его черновике диктант, который ей оставалось просто переписать.

– Уже написал? – спросила его профессор.

– Да.

– Ещё есть время, можешь проверить.

– Я уже проверил.

– Ну, давай сюда, – взяла она его лист. – Как твоя фамилия?

– Каберман.

– «Каберман», – протянула она, ища глазами фамилию в списке. – Ага, Александр, нашла. Иди, ожидай в коридоре.

Настя проводила его глазами и когда он вышел из аудитории, быстро кинулась переписывать его вариант диктанта. Спустя десять минут она вышла последней из класса, под дверью которой теснилась толпа шумной молодёжи. Пройдя дальше по коридору, она увидела возле окна небольшую группу, рядом с которой стоял этот парень.

– Привет! – услышал я за своей спиной звонкий голос и, развернувшись, увидел ту девушку, которая расплакалась на экзамене.

– Привет! – протяжно ответил я, приковавшись к её голубым глазам. – Ну что, написала?

– Переписала! – засмеялась она. – Я твоя должница: если бы не ты, я бы завалила экзамен.

– Рано плакать начинаешь. Когда ещё есть время, нужно искать возможности.

– Да, но не всегда найдутся такие как ты, которые протянут руку помощи.

– Надеюсь, что мой вариант диктанта правильный. Вроде бы я их всегда хорошо писал.

– Какой бы он ни был, он наверняка будет лучше того, что написала я, – заверила она. – Потому что я их никогда нормально не писала. Как тебя зовут?

– Саша.

– Настя, – протянула она руку.

– Рад знакомству.

– И я.

Когда я взял её руку, у меня внезапно родилось дикое желание остановить время навеки и никогда больше с ней не расставаться.

– Ты пианист?

– Что? – переспросил я, почувствовав какое-то волнение в груди.

– Я спрашиваю: ты пианист?

– А, да, пианист, – чуть засмеялся я. – Прости, задумался.

– Бывает, – засмеялась она.

– Ой, извини, чего-то я прилип, – освободил я её руку.

– Поэтому я и спросила: пианист ли ты, что так цепко держишь.

– Ха-ха! Да это рука сама чего-то к тебе пристала.

– Ха-ха.

– Ну, а ты, я так понимаю, вокалистка?

– Да, вокалистка.

– Чудесно.

– Кстати, как ты сдал экзамен по специальности?

– На четыре.

– Ну, неплохо.

– Но я ещё параллельно сдаю экзамены в техникум, а здесь у меня, так сказать, эксперимент: возьмут – не возьмут.

– Ну, я думаю, что должны взять, – заверила она.

– А я – нет.

– Почему?

– Потому что у нас поступает четырнадцать пианистов, а берут в этом году только восемь, и у всех у них программа на три головы выше, чем у меня, и играют они гораздо лучше.

– Так, я верю в то, что ты поступишь, – убеждённо противостояла она.

– Ну, если ты веришь, значит так и будет.

– И никак иначе!

– Ну, а ты как сдала свой вокал?

– На пять.

– Молодец! – отметил я.

– Если бы ты сейчас с диктантом мне не помог, то это уже не имело бы никого значения.

– Светлана Третьякова, Иван Кадышко, Вячеслав Пономарев, Владимир Лазарев и Настя Новикова! – прервал наш диалог голос профессора, стоявшего возле открытой двери. – Заходим отвечать на вопросы по билетам!

– Ой, всё, я пошла, – спохватилась она.

– Удачи тебе!

– Спасибо, увидимся! – внезапно она обняла меня и побежала со всеми приглашёнными абитуриентами в класс.

«Настя» – это имя звучало в моей голове как предчувствие чего-то нового, светлого и более неповторимого в моей жизни. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного от общения с девушками. Её глаза, улыбка и нежный голос могли бы вдохновить любого на самые невероятные и гениальные вещи в этой жизни.