Райт – ведущий библеист современности, отстаивающий в целом святоотеческое, традиционное понимание Библии против либеральных и гуманистических ее толкований. В данной книге, что особенно ценно, он выступает, кроме того, еще и как добросовестный историк и патролог. По своей теме, о воскресении Христа и общем воскресении, он перелопатил буквально все первоисточники: и библейские, и около-библейские, апокрифические, и буквально всех ранних отцов Церкви, святых и не причисленных к святым, а также сообщения дохристианских и нехристианских авторов, языческих, иудейских, гностических… В итоге получилась огромная монография, одних только библиографических ссылок в которой за две с половиной тысячи! И конечно, представить ее краткий реферат в самых ключевых и интересных моментах – дело интересное и стоящее.
Впрочем, конечно, ограничиться одним только пересказом у меня не получится. Некоторые соображения приходят на ум по ходу дела.
Итак, главный вопрос религии вообще – это вопрос о посмертии. Слишком уж тяжел факт смерти человека своей всеобщностью, неотвратимостью. И есть все основания к тому, чтобы признать вопрос о вечности главнейшим религиозным вопросом. Даже резче: если религия не занимается этим вопросом, то она ложна и никому не нужна. В истории это было не совсем так, как увидим далее, но для христианина в его собственной духовной жизни все именно так и обстоит. Или должно обстоять. Но тут есть несколько важных деталей.
Первая состоит в том, что человек умеет отмахиваться от проклятого вопроса о смерти и посмертии самым простым способом – его игнорированием. Уходит в заботы житейские, в поток внешних впечатлений. И так продолжается до тех пор, пока Бог Сам напомнит об этом человеку самыми разными способами.
Вторая деталь в том, что, даже ведя церковную жизнь, любой конкретный христианин (допустим, православный) имеет массу поводов и здесь забыться так, чтобы совершенно не думать о вечности. Современная православная церковь в России заставляет суетиться и прыгать, благотворить, служить, паломничать, общаться, общаться и общаться. Тут часто становится не до мыслей о вечности. Для них все-таки нужен какой-то пенек в лесу, на который пора присесть и задуматься. Но эта роскошь в современном мире существует для немногих, и даже из них-то не очень многие спешат воспользоваться такой возможностью.
В результате возникает странное наблюдение. Может быть, другие его не подтвердят, но мне оно кажется довольно четким. Чем ближе человек приближается к Порогу, и чем больше он привык к церковной жизни, тем крепче бывает у него жизненная мотивация, она усиливается с годами. Он реально не хочет уходить. И окружающие тем более не хотят его отдавать. И церковь, имеющая арсенал молитв за здравие, пользуется этим арсеналом отнюдь не прохладно. Получается несколько противоестественно: молодой человек приходил в церковь, пронзенный мыслями именно о смерти и вечности, нашел здесь вроде бы ответы на проклятые вопросы, а когда он же, пройдя несколько десятилетий, приближается к концу, то здесь-то и приходят сомнения, апатия в отношении вечности, – и все это на фоне усиливающегося желания еще пожить на земле.
Почему у молодых жизненная мотивация слабее развита, чем у старых? Молодые легче рискуют, чаще отдают свою жизнь в героической ситуации или же в безумном самоубийстве. Молодые не заботятся о здоровье, у них хуже выстроены жизненные планы. Казалось бы, все должно быть ровно наоборот. И повторим, этот парадокс касается именно верующих людей. Хуже того, сомнения о вечности, когда они приходят к православному христианину, практически никогда не бывают у него предметом признания на исповеди. Пожилые люди от этих мыслей элементарно отмахиваются, и тем удобнее это делают, чем более важных и нужных забот подсовывает им земная жизнь.