Конечно же, таинства не должны пониматься здесь как индивидуальное «средство благодати» или как упражнение в благочестии: в таком смысле их начали понимать только в свете бессвязной экклезиологии позднейшего времени. Также не стоит отождествлять их с индивидуальными благодатными дарами в понимании Павла. Они суть проявление центральной Тайны (Мysterion – греч.) Христа, братства мессианской общины, причастия Божественной жизни, без чего Церковь и вправду не более чем людское сообщество. Основывалась ли первоначальная христианская община на таинствах, и в первую очередь на Крещении и Евхаристии? Существует ли прямая связь между повествованиями о Тайной Вечере (сие есть Тело Мое – 1 Кор. 11:24, ср.: Мф. 26:26, Мк. 14:22, Лк. 22:19), в том числе торжественным провозглашением Нового Завета в Моей Крови (1 Кор. 11:25), и учением апостола Павла о Церкви как Теле?

Это экзегетическая проблема, единодушного решения которой современным исследователям Нового Завета найти не удается, хотя от ее решения во многом зависит судьба нашего экуменического диалога. Ведь даже если допустить, что таинства возникли на более позднем этапе развития Церкви, сакраментальная община в любом случае предполагает организацию и иерархию[457].

Новозаветные писания, конечно, не дают систематического изложения организационных основ или богослужебной практики первохристианских общин. Их цель – не описание или систематизация, а возвещение, и многое они опускают как само собой разумеющееся; поэтому современным экзегетам неизбежно приходится рассуждать логически, додумывая то, о чем умолчал автор. Так, не подразумевает ли совершение Вечери Господней в конкретной местной общине, что некто сидит на месте Самого Христа, произнося слова, которые произносил Он? Можно, конечно, предположить, что это может быть кто угодно: любой член собрания или сменяющие друг друга пресвитеры. Но если признать, что совершение Вечери Господней представляет собой абсолютный центр жизни общины, что именно это таинство превращает общину в Тело Христово и что через участие в нем каждый член общины получает возможность жить и действовать как член Тела Христова, тогда председательствующий на собрании непременно и вполне оправданно приобретает исключительное положение. Его служение в определенном смысле становится служением Главы, Учителя, Священника, поскольку в общине именно он оказывается образом Того Единственного, Кто в глазах христиан объединяет в Себе все эти служения. По крайней мере, мне кажется очевидным, что лишь эти соображения могут объяснить – с некоторыми оговорками относительно внешних обстоятельств и терминологии (в частности, синонимического использования слов επίσκοπος и πρεσβύτηρος) – то, что «монархический епископат» стал повсеместной и безусловной нормой ок. 100 г. по Р.Х.

Конец ознакомительного фрагмента.