Мезенцев заметил, как её пальцы, сжатые на дверной ручке, дрожали. Возможно, от холода. Возможно, от слабости. Или от того ужаса, который поселился в её душе с тех пор, как исчезла её дочь.

– Вы… по делу Марии? – голос её был слабым, надломленным, словно каждое слово давалось с трудом.

– Да. Я детектив Николай Мезенцев, – представился он, чуть склонив голову.

Женщина несколько мгновений разглядывала его, будто пытаясь понять, можно ли ему доверять. Потом её взгляд метнулся куда-то в сторону, внутрь дома, словно она ждала разрешения от кого-то невидимого.

– Вы от полиции? – в её голосе не было ни надежды, ни недоверия. Только усталость.

– Я работаю независимо, но сотрудничаю с полицией, – ответил он. – Хочу задать вам несколько вопросов о вашей дочери.

Она судорожно сглотнула.

– Вы нашли его?

Мезенцев сжал челюсть.

– Пока нет.

Женщина тяжело вдохнула, словно сдерживая новую волну слёз, затем молча отступила, приглашая его внутрь.

Мезенцев шагнул в дом, и тяжёлая дубовая дверь за его спиной закрылась с глухим стуком. Внутри было холодно. Несмотря на потрескивающий в камине огонь, воздух оставался застоявшимся, пропитанным сыростью, пеплом и чем-то ещё – еле уловимым, но тревожным.

Дом не жил. Он ждал.

В сумеречном свете керосиновой лампы стены казались выше, чем снаружи. Потолок уходил в темноту, массивные балки отбрасывали длинные тени, похожие на чёрные трещины. Половицы под сапогами детектива чуть скрипнули, но звук этот прозвучал чужеродно, словно нарушая тягостное молчание дома.

Он прошёл в гостиную, где воздух был пропитан тяжёлым ароматом старых книг, воска и полынного дыма. Здесь, как и во всём доме, чувствовался отпечаток прежнего уюта, но теперь он казался лишь тенью того, что было. На стенах висели тёмные, выцветшие портреты, искажённые игрой теней. В углу, на узорчатой полке, стояли позолоченные часы с хрупкими стрелками, мерно отсчитывающие секунды в этом мёртвом, застывшем времени.

Отец Марии Грековой сидел у стола. Пожилой мужчина, когда-то, вероятно, статный и полный сил, теперь он выглядел так, словно жизнь вытянула из него все силы, оставив лишь усталую оболочку человека, сломленного горем. Лицо осунулось, кожа стала бледной с сероватым оттенком, морщины стали глубже, а глаза – пустыми. Они устремлялись в одну точку перед собой, но ничего не видели.

Он сидел неподвижно, в костюме, который висел на нём, будто с чужого плеча. Руки, сжатые в кулаки, обхватывали носовой платок, измятый от бесконечных часов скорби. В пальцах поблескивал обручальный перстень, но он не обращал на него внимания.

Женщина, всё ещё дрожа, подошла ближе и положила руку на плечо мужа. Тот медленно поднял голову, моргнул, как человек, которого вырвали из долгих раздумий.

– Вас… вас прислали из полиции? – спросил он, голос его был хриплым, сухим, будто он не говорил вслух уже несколько дней.

– Я частный детектив, – спокойно ответил Мезенцев, наблюдая за ним.

Мужчина кивнул, но в его взгляде не было ни удивления, ни даже особой заинтересованности.

– Значит, вы тоже пришли задавать вопросы…

Он устало потер лицо, провёл ладонью по глубоким складкам морщин, затем сцепил пальцы перед собой.

– Хорошо, – выдохнул он. – Спрашивайте.

Мезенцев сел напротив.

– Спасибо, что согласились со мной поговорить, – тихо сказал детектив.

Отец Марии не ответил, только коротко кивнул.

– Мне нужно понять, что произошло с вашей дочерью, – продолжил Мезенцев. – Возможно, перед исчезновением вы замечали что-то… странное?

Женщина, стоявшая у стены, всхлипнула, но не сказала ни слова. Мужчина стиснул зубы, будто собирался с мыслями.