– Да. Результаты… – он помолчал, подбирая слова. – …результаты странные.

– В каком смысле? – насторожился Павлов.

Громов взял лист бумаги, пробежался по нему глазами, затем посмотрел на детектива.

– Тело находилось в воде не менее двух месяцев.

Мезенцев едва заметно нахмурился.

– Каким образом удалось это установить?

Громов сцепил пальцы в замок.

– Есть несколько факторов. Во-первых, кожа на руках и ногах сморщилась, но вместо обычного разложения ткани остались обезвоженными.

– Как это понимать? – Павлов опёрся на край стола.

Эксперт потёр уставшие глаза.

– Обычно в воде тело разлагается по определённой схеме. Сначала кожа размягчается, затем отделяется, затем начинается гниение мягких тканей… но здесь этого не произошло.

– Почему?

– Будто вода не смогла завершить процесс.

Мезенцев переглянулся с Павловым.

– Обезвоживание, – задумчиво повторил детектив. – Вы хотите сказать, что её… высушили?

Громов не ответил сразу.

– Я хочу сказать, что тело не поддаётся обычным процессам разложения.

– Как это возможно?

Эксперт медленно снял очки, положил их на стол и посмотрел на детектива.

– Я не знаю, Николай Васильевич. Но это неестественно.

Мезенцев перевёл взгляд на белую простыню.

– Что ещё вы обнаружили?

Громов неохотно встал, подошёл к телу и медленно стянул простыню.

Они увидели её.

Мария Грекова.

Лицо было странно нетронутым, но при этом бледным, почти мраморным. Губы потрескались, на скулах проступил слабый синюшный оттенок.

– Глаза? – тихо спросил Мезенцев.

– Я их закрыл, – ответил Громов. – Но если вы настаиваете…

Мезенцев кивнул.

Эксперт осторожно раздвинул веки.

И Павлов едва не отшатнулся.

– Господи…

Белки глаз были жёлтыми. Не мутными, не бледными, а именно жёлтыми, с тонкими красными прожилками. Зрачки расширены, как у человека, увидевшего нечто ужасное.

Мезенцев медленно выдохнул.

– А тело?

Громов осторожно взял её за руку и приподнял.

– Видите? Кожа выглядит обезвоженной, но при этом внутренние ткани подверглись странному воздействию.

Павлов нахмурился.

– Как так?

Громов провёл пальцем по груди, затем указал на странный, едва заметный след.

– Вот здесь.

Мезенцев вгляделся.

Прямо по центру груди проходила тёмная, тонкая полоса – будто ткань выжгло изнутри. Он склонился ближе, морщась от слабого, едва уловимого запаха, похожего на запах старой золы. Вскрытие показало, что повреждения затронули не только кожу, но и мышцы, а главное – органы внутри оказались словно опалёнными.

– Внутренний ожог, – пробормотал детектив.

Громов кивнул, и его лицо слегка дёрнулось – то ли от усталости, то ли от чего-то, что он ещё не сказал.

– Такое ощущение, что что-то изнутри уничтожало её тело, но при этом снаружи повреждения минимальны.

Павлов прикрыл лицо рукой, словно пытаясь согнать нахлынувший озноб.

– Но это невозможно…

– И тем не менее, – Громов наклонился к своим записям, вытащил лист с выпиской вскрытия и провёл пальцем по строчкам. – Внутренние органы обуглены полностью. Лёгкие, сердце, печень – всё. Словно сгорели изнутри, без единого следа пламени снаружи.

Мезенцев нахмурился, стараясь осмыслить услышанное.

– А что с гортанью?

Громов замер, потом медленно поднял глаза.

– Цела.

Детектив резко взглянул на него.

– Совсем?

Эксперт коротко кивнул.

– Ни единого повреждения. Как и у Софьи Лебедевой.

В комнате повисла гнетущая тишина.

Мезенцев отошёл от стола, выпрямился, сцепил руки за спиной. Взгляд его был устремлён куда-то в даль, но мысли кружились в голове, как рой ос.

– Коль… – осторожно позвал Павлов.

– Это не просто странность, – тихо сказал детектив, не поворачиваясь. – Это закономерность.

Громов тяжело выдохнул и, поколебавшись, добавил: