– Твоя работа, твои пациенты – это ничего не значит. Всё, чем ты живёшь, – это я. Я дал тебе имя, крышу, статус. Как думаешь, кто ты без меня? – он резко сжал пальцы. – Никто.
– Пожалуйста. Хватит. Ты причиняешь мне боль…
Он будто не слышал.
– Ты не забыла, почему ты здесь? Почему ты носишь мою фамилию? Ты думаешь, ты единственная, кто может быть рядом со мной? Если я захочу, я приведу любую. Но я выбрал тебя. Из благодарности. А ты мне отплачиваешь холодом и жалкой усталостью.
Он резко отпустил меня, и я рухнула обратно на диван, не сразу почувствовав, как колени предательски дрожат. Он смотрел сверху вниз – как на сломанное украшение, которое можно починить… или выбросить.
– Если ты ещё раз доведёшь себя до такого состояния, – его голос стал ледяным, – я закрою тебя в этом доме. Ни больницы. Ни прогулок. Ни телефона. Только ты – и я. Как игрушка, которой можно любоваться, если она молчит.
Я не плакала. Слёзы при нём – это была слабость. Он это чувствовал и наслаждался этим. Я лишь стиснула зубы и с трудом проговорила:
– Я поняла. Это не повторится.
Он кивнул, будто ставя галочку – задача выполнена. Уже разворачиваясь, бросил через плечо:
– Помни: если ты снова будешь выглядеть так, будто от меня страдаешь, – ты узнаешь, что такое настоящая изоляция.
Он ушёл. Тяжёлый звук его шагов растворился за дверью. А я осталась в тишине, полном одиночестве и с тупой пульсацией боли в плечах, которые он только что сжимал.
И только тогда позволила себе вдохнуть – коротко, резко. Всё внутри дрожало. Я не знала, сколько ещё продержусь. Но я знала одно: он не шутил. Никогда не шутил.
Глава 4
Неизвестный
Мне не нужно оружие, чтобы входить. Мне достаточно знать, где искать слабое звено.
Сегодняшний звонок был необычным.
Не по содержанию – по тону.
Просьба встретиться не звучала как просьба.
Я приехал. Без опозданий. Это – правило.
Старое здание в промышленном районе. Второй этаж. Металлическая дверь без вывесок. За ней – те, кто обычно говорит коротко и по делу.
Двое у стены. Один за столом. Чашка кофе. Папка. Лицо спокойное. Хищное. Знакомое.
– Проходи, – выдохнул он, как сигаретный дым.
Я не сел. Ждал.
Он медленно положил ладонь на папку.
– Есть дело.
– Давайте ближе к сути, – отозвался я.
Он бросил на меня короткий взгляд, будто оценивая, помню ли я, кто тут старший. Конечно, помню. Но мне не платят за поклон.
– Женщина. Бриэль Уилсон. Молодая. Врач. Умная. Тихая. Замужем за человеком, который нам давно интересен.
– Имя, – бросил я.
– Антонио Харрис.
Я фыркнул.
– Приторговывает бетонными тендерами и распродажей старых складов? Этот хлыщ?
– Не только. Легальный фасад. За ним – логистика, порты, пара компаний с мутной бухгалтерией. Мы подозреваем отмывку и связи с “чужими”, – он кивнул, и я понял, кого имел в виду. – Не наш человек. Но хочет стать.
– А женщина? – Я нахмурился.
– По словам изнутри – её бьют. Негромко. Не в кровь. Но достаточно, чтобы ломать. Брат её пытался что-то вытащить в своё время, попал в ДТП – Антонио его вытащил. Услуга. За которую расплатилась она.
Я молчал.
Много историй я слышал. Большинство – не моё дело.
– Это бытовуха, – отрезал я. – Жалко, да. Но я не играю в спасателя чужих жён. Вы точно туда меня зовёте?
Наступила пауза. Он открыл папку, достал фото. На нем была она – молодая, в белом халате. Глаза с тенью. Кольцо на пальце. Чужое. Тяжёлое.
– Это не просто “бытовуха”, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Это долг.
Я поднял бровь. Он ждал. Потом сказал тихо:
– Её отец… Джулиано Уилсон. Вспомни, кто помог закрыть нам проход по северному коридору. Кто дал наводку по облаве. Кто поставил слово, когда у нас подгорело дело в Гавре.