– Добро пожаловать в ад, – тихо сказал он.

Штабная комната была пустой. Только голос спутникового терминала, глухой, с едва различимым французским акцентом, нарушал тишину. За окном уже начало смеркаться. Люк стоял, склонившись над терминалом, пальцы сжаты на гарнитуре, глаза прикованы к мигающему экрану, на котором шли полосы связи и идентификаторы.

– Канал стабилен, – произнёс техник, сидевший в углу. – У вас двадцать минут. Потом перескачет спутник.

– Вызов линий «Дельта-5» и «Рапсодия», приоритетный код, – отрезал Дюпон.

– Код принят.

Экран дрогнул. Шум в динамике сгустился – как будто кто-то с той стороны долго не мог поверить, что действительно слышит его.

– Месье Дюпон, – раздался наконец спокойный голос. – Говорит Бюро по международным операциям. Все под контролем?

– Вилль-Роше удерживается. Вчера была атака на колонну. Потери – один убитый, один тяжелораненый. Повстанцы действуют профессионально. Это не местные. Группа британской ориентации, вероятно – через частных подрядчиков.

– Мы в курсе, – перебил голос. – Контакты установлены. С генералом Н’Диайе ведутся консультации через нейтральных посредников. Обсуждается статус французской дипмиссии и экономических объектов.

– То есть вы с ними уже говорите? – глухо произнёс Дюпон.

– Мы говорим со всеми, кто контролирует обстановку. Ваша задача – сохранить контроль над рудниками.

– Сколько? – спросил Люк, уже зная ответ.

– Все объекты, находящиеся в концессионном управлении, должны продолжать работу. Любые попытки саботажа – нейтрализовать. Повторяю: удержать рудники любой ценой.

– Вы знаете, что они поднимают шахтёров. Поддержка генерала растёт. Волнение начинается внутри. Если дойдёт до столкновений – это будет мясорубка. Здесь не будет «точечных решений».

Пауза.

– Капитан Дюпон, – голос стал холодным. – Мы понимаем риски. Вы не просто легионер. Вы директор охраны стратегических ресурсов. Вы получили доступ к информации, равной посольскому уровню. Ваша ответственность – системная. Это не война. Это – защита интересов Французской Республики. И, если придётся выбирать между двумя сотнями рабочих и критическим редкоземельным каналом – вы знаете, что делать.

Люк не ответил. Он смотрел в экран. Там были только цифры. Код линии. Тайминг. Поток информации. Но за этим голосом он слышал другое: равнодушие, отточенное опытом. За ним – министры, аналитики, борд-директора корпораций. Ни один из них не знал, как выглядит лицо мёртвого шахтёра. Ни один не видел, как орут дети, когда пули срываются в толпу.

– Сколько у меня времени? – спросил он после долгой паузы.

– До конца фазы активации – семьдесят два часа. После этого Франция не сможет гарантировать поддержку на месте. Консулов пытаемся эвакуировать. Контактный центр будет переведён.

– Понял. Ожидаю документальное подтверждение.

– Уйдёт в течение суток. Bonne chance, capitaine.

Связь оборвалась. В комнате снова стало тихо.

Люк снял гарнитуру, медленно положил её на стол, точно уравновешивая каждый жест. Техник в углу замер – не дышал.

Дюпон знал, что он слышал достаточно, чтобы понять: что-то изменилось. Он остался в комнате один. Тишина больше не была пустой – она звенела. Подошёл к стене, где висела карта объектов – те самые шахты, за которые ему велели сражаться «любой ценой». Он провёл пальцем по точкам: рудник Сен-Шарль, выработанный до предела; узел на плато Кила Мой, где работало три сотни местных; центральный прииск – сердце всей концессии. Каждая точка – как приговор. Каждая точка – как смерть в перспективе.

Он закрыл глаза – и тени прошлого вынырнули, как будто ждали.