Посол не догадывался, что его угроза наябедничать «властителю» (до чего паршивое слово) не возымела успеха. Никто во дворце не порождал у Сцеволы и тени страха, и сверх того Люциус Силмаез, сей безобидный клерк из семьи, которая давно бы разорилась, если бы не покровительство императора. Зевнув, магистр вернулся к работе и за кропотливым изучением дел уже через минуту забыл о незваном госте.

Одна из чаек слетела на подоконник и взялась скребсти его своим клювом. Глупая птица. Сохраняя терпение, Сцевола аккуратно забросил в нее медной монеткой. Попал в крыло. Закатившись хриплым хохотом, чайка вспорхнула, и улетела к морю, искать пропитание. Сегодня почему-то все норовят Нас потревожить, подумал магистр, жалея, что не может прилечь.

Еще одно дело в раздражающих красочных тонах повествовало о сыне богатого эквита, который нанял убийцу, чтобы разобраться с другими наследниками. Методично и без замотчанья он вырезал вначале двоюродного брата, затем прикончил тетку и склонил племянника подписать отказ от наследства. «На что только не идут люди ради процветания», подумал Сцевола. «Боги даруют им право служить великой стране, они же разменивают ее на преступления!» И тут же вспомнил, что сам не далее как несколько дней назад заказал первосвященника прежней имперской религии. «Нет, есть принципиальная разница между тем, кого заказывать», – как бы себе самому ответил он. – «Есть родичи, а есть враги. На войне как на войне, вот в чем истина».

Магистр пришел к выводу, что наемные убийцы что-то вроде монет. Монеты не хорошие и не плохие. С их помощью можно как купить благовония для храма, так и собрать войско, чтобы грабить деревни. Так что смотря с какой целью! Если цель благородная, то почему бы и нет?

Хаотично вздрагивающие в голове мысли привели его и к другим вопросам. Вопросам, ответы на которые имелись у Хаарона, но его не было рядом. Великий авгур остался в храме Талиона. Кто, как не он, мог сказать, выполнили ли убийцы Черной Розы свою миссию? Покончили ли со Старыми Традициями? Неужели те жертвы, что Сцевола принес, и та жертва, которую, если бы не милость богов, он мог принести, были напрасны? Подобно тому и дело эквита не спешило давать четких ответов. Их предстояло найти самому Сцеволе, и то была не его воля, но воля всеведущих богов.

Назойливая чайка вернулась. В этот раз с приятелем. Вместе они расхаживали по подоконнику, как хозяева, неуклюже переставляя перепончатые лапки, и рыскали, тыкали клювом, будто учуяли что-то вкусное в таблинии магистра.

– Да когда это кончится! – Сцевола уже приготовился запустить в них подсвечник, но в это мгновение кто-то постучал в дверь. Легонько, так что чайки и не вздрогнули.

– Входите. Разрешаем. – Он поставил подсвечник на стол и приготовился увидеть у порога жиртреста подруку с консулом Люциусом, желающих попугать магистра увольнением за выпады в сторону «наших друзей из-за границ». Однако, он просчитался: в таблиний безупречной походкой вошла девушка. Ее распущенные волосы, точно слепок с абсолютно черного холста, были непроницаемы для света. Из-под тонких бровей Сцеволу встретили серого оттенка глаза.

Он не видел более красивой женщины.

– Я не слишком помешала вам, Ваша светлость? – Голос ее был тихим и благоговейно подрагивал.

– Прошу прощения, у Нас так много дел! Вы что-то хотели, госпожа…?

– Юстиния, дочь Эола Алессая. – На ее миловидном личике заиграла улыбка. – Кроме вас, Ваша светлость, мне больше не к кому обратиться. Я проделала огромный путь из Флосса сюда, в Аргелайн, и надеялась, что вы, как могучий господин, и человек вне всяких сомнений благородный, поможете бедной девушке.