Такая вопиющая бессмыслица не вызывала ничего, кроме смеха. Магнус с неодобрением покачал головой. «Гай, спору нет, любит заводить странные знакомства, но чтобы расчленять людей… да и как это вообще возможно? Что, я не знаю своего брата, что ли!»

– Как ты верно сказал, это клевета собачья. – В народе столько ходит слухов, что диву даешься, как лихо вырастает целая страшилка из всего-то пары бутылок. – Скорее всего и про меня какие-нибудь небылицы рассказывают, верно?

– Про Вас нет…

– Не верю. – Магнус искоса посмотрел на него.

– Да сожрет меня ламия, если я вру! – Тобиас аж привстал, безумно разочарованный, что посмели сомневаться в его искренности и услужливости.

Магнус ловко сменил тему.

– Скоро наступит праздник сбора урожая, по этому поводу слухи ходят?

Тобиас призадумался.

– Народ собирается на ярмарку, а так… все ждут, что будет потом. Вернется император, может быть, понизят налоги, а почему бы и нет? Вон, у меня сестра в Калхинах, так говорит, мол у них там добрый префект попался и налоги снизили в два раза. Эх, вот у нас бы… у нас бы…

– Не могу обещать, что Сенат уменьшит налоги в этом году.

– Мы люди незначительные, нам бы только семьи прокормить да детей вырастить, ну вот еще заведеньице держать.

– Я подниму этот вопрос, – заверил Магнус. Ошибаются те, кто думает, будто вся обязанность трибуна заключается в раздаче обещаний.

– А расправы в Аргелайне давно начались?

– Э-м, расправы? – переспросил Тобиас.

– По въезду в город я видел людей, прикованных к колесам.

– А-а. – Тобиас ударил себя по лбу. – Но это не расправы, господин трибун. Наш уважаемый архиликтор называет это очисткой. Все должны служить Империи, а те люди не служили, и их наказали.

– И ты того же мнения?

– Да, господин трибун! – Он снова приложил руку к измятой рубашке. – А как же иначе?!

Магнуса тошнило от раболепства и безропотного повиновения. Жаль, что ничему люди не учатся, и только впитывают со слов Сената всякую гадость про послушание. «Действительно, а как же иначе. Ты хочешь сдохнуть? Да, господин трибун!» Он был убежден, что если гражданские права попирают, ты не должен молча сносить несправедливость, твоя задача – всеми правыми способами защитить их. «Наши законы это позволяют, и любой плебей мог бы отсудить у эквита или патриция неплохую сумму денег за то или иное нарушение его прав – мог бы, если б захотел, если б не годами подавляемая гордость».

– Как можно послужить Империи, будучи мертвым?

На сухом лице Тобиаса собрались морщины, он долго молчал, выискивая глубоко внутри себя подходящий ответ, но в конце концов томно вздохнул. Магнус покачал подбородком, сообразивши, что его собеседник не нашел ответа, как он и ожидал. Убитый не приносит Империи никакой пользы, убивающий – только вред. Если ты убиваешь людей, каким бы красивым словом не называя убийство, очисткой или священным долгом, оно останется убийством. В будущем подобные Кречетам повадятся безнаказанно мстить потомкам за грехи чужих отцов, и все потому, что какое дерево выращивают сенаторы, такие плоды они и соберут.

«Мертвецы, облепившие обочину дороги Тиберия, никогда не вернутся домой и не сядут за станок, и больше не смастерят ничего, что могло бы пригодиться другим».

– Ну вот видишь, – сказал Магнус, и отхлебнул вина. – Значит, это больше похоже на расправу.

В зал вбежал Фабиан. Складки его нижней рубахи прилипли к загоревшей груди, а овечий жилет казался вычищенным добела.

– Добрый день, господин… добрый день отец… – Он обвел их взглядом. – Я все сделал, как вы сказали. И передал, и в общем все, что нужно. Брат господина трибуна, э-м… магистр Гай Ульп… – На полуслове мальчик запнулся. Тяжело дыша, он оперся на колени и наклонился к полу. – Хуффф… ради богов, простите, ну как же его там…