Она не сразу заметила, как Силмаез поднял руку. Струны форминги прекратили игру. Музыканты уложили авлосы на колени. Голоса стихли, и под сводами Обеденного зала, до сих пор расцветающего бурным весельем, вкняжилась тишина; жест консула словно впитал и растворил в себе все звуки.

– Цезарисса Меланта, – она вздрогнула, услышав свое имя в его устах, – прошу вас, гости ждут…

Мели потянулась к Луан.

– Что… что гости ждут? – Губы дрожали, когда с них сорвался ее отчаянный вопрос. Немая публика томительно ожидала. Девушка старалась не смотреть на нее, тихо выпрашивая у Луан ответа.

– Ну же, Ваше Высочество, скажите, как вы рады видеть… – подсказала Луан. – Им нужно, чтобы сказали всего пару слов… давайте. Все будет хорошо.

«Но… но я же не умею, как так, да за что… в чем я провинилась..?»

Отодвинув кресло, она сцепила руки на животе.

– Я… я очень рада… – Язык отказывался подчиняться торопливому движению мыслей и слова выходили из нее неуверенными шажками. – Вегенберг… он… я хотела бы… то есть…

– Ее Высочество день и ночь скорбит по Его Величеству, – вставила Луан, когда Мели осеклась, испив чашу колких издевок от сынов Вегенберга, – для нее это невероятно тяжкая ноша, не иметь возможности обнять дорогого родича, взрастившего ее с пеленок. Вне сомнения Ее Высочество рада видеть таких друзей, как вы, великий господин Шъял, и просит не обижаться на ее душевные муки, а понять, как чужую дочь.

«Ну что ты такое говоришь, Лу… ну зачем, ну кто тебя за язык тянул!»

– Да, мы все тоскуем по Его Величеству. – Консул, взглянув с отеческим разочарованием на Мели, молчаливо пристыдил ее, после чего нарушил короткую паузу. – Он остается нашим владыкой, и мы верим, что однажды война закончится, и император вернется домой.

– Давайте поддержим Ее Высочество и наших дорогих гостей, – добавил, сев на ложе, беспечный Ллерон Марцеллас. – Авлеты! Лирники! Сыграйте «Именины у императора». – Он хлопнул в ладоши. – Объявляю танец!

Мели вернулась на курульное кресло, изнывая от жара. Из-под ног уходил мир, он катился в бездну страха, пятнами отражаясь на щеках и вползая обжигающим теплом на лоб, и мерцающий в зале свет ярких свечей по-прежнему гасили предательски заслезившиеся глаза, подернутые громким сердцебиением. Луан приговаривала «все будет хорошо». Мели повторяла эти слова, как мантру. Ей казалось, она того и гляди осунется, распадется на мельчайшие частицы, пламя без жалости спалит ее изнутри. Все, чего она хотела, это поскорее уйти отсюда.

Переливчатый мелос форминги и дыхание авлоса, отуманенное глубиной, раздули Обеденный зал, как парус неистового корабля. Свадьбу звуков вынесло к сводчатому потолку и древняя песня, рожденная голосами певиц, оплеснула людей россыпью нот. Все, кто трапезничал, покинули свои ложа, собравшись в центре помещения. Разделившись, мужчины выбирали в пары девушек и в плясках с ними описывали круги.

– Лу, останься со мной, – Мели прикусила губу еще сильнее, когда легат Квинмарк подал руку ее подруге.

– Я скоро к вам вернусь. Обещаю.

Подмигнув, она шагнула через стол, изящно как бабочка, не потревожив посуду и не испачкав яства.

– Нет! Лу! – сокрушенно кинула ей вослед Мели.

Она осталась одна. Без тени довольствия взирая на происходящее, цезарисса прижалась к креслу, как ребенок к материнской груди. У ее пьедестала мир вальсировал ей назло.

Белые ручки патрицианок в ладонях мужчин скользили по воздуху, как сабли, ниспадая, вырисовывая дугу, закладывая обороты в вихре серебряных платьев, облекающих партнера шелковой нежностью. На поясах прислужниц бесились кисточки в такт переменчивым движениям, сопровождаемые шорохом тканей. Улыбки. Она не видела столько улыбок. Улыбалась Нинвара Кинази, порхая вокруг консула Силмаеза; улыбалась милая Луан, покрывая светловолосого легата завертью пеплона