– Ну так и что? Велите нам обратно возвращаться? Тогда лучше сразу нас тут перебейте к чертям, ибо пути назад у нас нет, – высказал он, выступив из-за спины Болховского.

– Одежда теплая у вас есть? – вопросил мрачный Ермак.

– Все, что у нас есть, на нас, – Болховский вновь указал на свой отряд. Все они и сам воевода были облачены в кафтаны из грубого сукна. Такая одежда не спасет в зиму.

– Государь же знает о нашем бедственном положении! – возмутился казак Черкас Александров, возглавлявший посольство в Москву в прошлом году. – Как он допустил такое?

– Государь Иоанн Васильевич умер полгода назад, – отвечал Болховский. – А то, что происходит при государе Феодоре… там сам черт не разберет…

Казаки, ошарашенные такой вестью, поснимали с голов шапки, принялись креститься. Молчал, пораженный, и Архип, ощутивший в это мгновение смутное чувство облегчения, ибо не стало того, кого он в душе своей ненавидел всю жизнь, и чувство тревоги – а как же дальше? Кто заступится нынче за землю нашу? Что станет с народом в столь тяжкое время? Как же теперь там Анна, внуки?.. И отчего-то стало тоскливо и пусто внутри, будто часть души его вырвали и уничтожили…

– Вели накормить, – уходя, бросил Ермак Матвею Мещеряку, ставшему с недавнего времени его правой рукой.

И вот теперь Семен Болховский лежал в той же клетушке, где жили Архип и Матвей Мещеряк. Покрытый гноящейся сыпью, с коркой запекшейся крови на губах, князь уже даже не приходил в себя. Тихо отходил в углу под присмотром своего верного помощника Ваньки Киреева.

– Несчастный. Пришел на погибель свою, – произнес Архип, глядя на него пустыми глазами.

– Пришел и нас погубил. Сколько мужиков сгинуло от голода! – с презрением фыркнул Мещеряк.

– Да разве ж виноват он? Бояре отряд собирали. На смерть отправили всех. И нас погубили… Приказ… – отвечал Архип, и сознание его путалось. И вот он уже видит день, когда, согласно государеву приказу, отправляли в Москву царевича Маметкула. Архип наблюдал издалека, как царевич, высокий и крепкий, с гордой осанкой, прошел к ожидавшим его стругам. Напоследок Маметкул и Ермак крепко пожали друг другу руки. Они сблизились за время почетного плена царевича, относились друг к другу с глубоким уважением и теперь понимали, что больше никогда не увидятся. Ермак глядел вслед уходящим стругам до тех пор, пока они не скрылись из виду, одиноко стоя на берегу… А ведь он должен был ехать в Москву вместе с Маметкулом, дабы получить из рук государя должную награду и остаться при дворе в сытости и почете. Но он отказался, не желая бросать своих людей… Как там атаман? Мужики говаривали, что совсем плох… Как же мы без него?

И Архип спал в полузабытьи, уже не в силах переносить хворь на ногах, хлебал сквозь сон протянутый кем-то непонятный отвар. Однажды, очнувшись, услышал чье-то сдавленное хриплое рыдание.

– Что? Что произошло? – проговорил он, чувствуя, как шевелятся под языком зубы, словно чужие.

– Воевода Болховский преставился, – отвечал голос из темноты. – Ванька Киреев, как баба, ревет…

Промычав невнятное, Архип схватился за шатающийся зуб грязными пальцами и без усилия вынул его изо рта…

Иной раз ему казалось, что смерть уже стоит над ним, и было жаль одного – не удастся помочь детям: Аннушке, Михайле, внукам. Да и где они сейчас? Не удастся исполнить последнюю просьбу покойной супруги – найти Алексашку, сына, сгинувшего еще во время опричного погрома Новгорода, хотя на это он уже и не надеялся. И было горько, что придется так нелепо умереть на чужой, дикой земле…

Но смерть вновь обошла его, несчастного, стороной. Едва по весне начал сходить лед, Иван Кольцо отправил атамана Якова Михайлова к присягнувшим Ермаку племенам за ясаком, и вместе с пушниной он привез множество мяса и рыбы. И только это спасло пережившим зиму казакам жизнь. Отъевшись, они победили всеобщую хворь, и вскоре на созванный Ермаком круг вылезли из клетушек исхудалые и бледные, похожие на мертвецов, люди. Среди них, поддерживаемый Гришкой Ясырем и Черкасом Александровым, вышел Архип. Щурясь от весеннего солнца, он огляделся вокруг. Река несла по течению куски сломанного льда, сошедший снег обнажил молодую траву, кою жадно поедали отощавшие кони, чудом избежавшие гибели во время голода.