– Дальше не пройти никак, – говорил Гришка Ясырь. – Снега по пояс… Сгинем там…

– Волчьи следы повсюду, – добавил кто-то из казаков. Мрачное молчание. Каждый в глубине души сокрушался, что поесть вдоволь снова не удастся, и сколькие умрут еще этой ночью?

Асташка повел отряд обратно к лагерю. Откуда-то слева, сквозь ледяной ветер, донесся вой и тявканье. Казаки с опаской глядели туда, но из-за снега ничего не было видно, однако все понимали, что волчья стая носится где-то рядом. Голодные, они повадились приходить к поселку, а недавно загрызли двух казаков, что так же прочесывали окрестность в поисках дичи. Их обглоданные промороженные трупы нашли неподалеку…

Селение на Карачином острове, куда Ермак увел зимовать свое войско, состояло из сооруженных за минувшее лето и осень бревенчатых срубов. Сейчас они едва не тонули в снегу, на крышах их собрались целые сугробы. В тесных клетушках казаки и стрельцы переживали сию страшную зиму. Оттуда каждый день выносили мертвых и укладывали в общую яму, обнесенную, от волков, высокой оградой. Вот и сейчас, когда отряд вернулся с неудачной охоты, туда волокли три безжизненных тела…

В этих клетушках было холодно, темно и смрадно, люди, лежащие вповалку, кашляли, бормотали в бреду несвязное, тихо молились. Не сумев даже отряхнуться от снега, Архип ввалился в свою клетушку.

– Сегодня опять ничего? – спросил Мещеряк со своего места, глядя на Архипа ставшими огромными на исхудавшем лице глазами. Архип отрицательно мотнул головой и, бросив в угол пищаль, прислонился к стене и медленно сполз на пол, не сняв шубы. Кряхтя, Мещеряк переступил через лежавшего поперек больного казака, сел над Архипом.

– Совсем худо? – спросил Матвей. Изо рта его, лишившегося уже нескольких зубов, тянуло гнилостным смрадом.

– Кажется, я уже даже поесть не смогу никогда. Забыл, что это такое, – усмехнувшись краем губ, отвечал Архип. Мещеряк, нахмурившись, снял с него меховой капюшон, пальцами пошарил в его сальных жидких волосах.

– У тебя под космами все в крови…

– А, – закрыв глаза, махнул рукой Архип. Он взглянул в дальний угол клетушки, где лежал князь Семен Болховский, неудавшийся сибирский воевода, посланный государем и боярами принять здешние земли из рук Ермака. И отряд его, уже истребленный всеобщей хворью и голодом, и был причиной тяжкого положения казаков. Архип хорошо помнил день, когда пришла долгожданная подмога из Москвы и как радость быстро сменилась страшным разочарованием.

Осенью, истрепавшиеся, оборванные, злые и смертельно уставшие, пришли стрельцы во главе с Болховским в Кашлык. Сам князь, похожий больше на атамана разбойников, чем на московского воеводу, предстал перед Ермаком и Иваном Кольцо, стыдясь своего положения. Все должно было быть не так. Атаманы угрюмо молчали, узнав, что неимоверно тяжелые струги, коими отряд снабдили купцы Строгановы, пришлось бросить при переходе через Уральский камень. И так как затем отряд многие и многие версты вынужден был преодолевать пешком, припасы со снедью также были брошены. Поросший клокастой бородой, весь в изорванном кафтане и сбитых червленых сапогах, Болховский даже не пытался проявлять должное его происхождению высокомерие.

– Мы уже несколько суток не ели ничего. У нас есть больные. Велите накормить людей, – просил он слабым голосом, указав на стоявших позади него изможденных стрельцов.

– А нам самим, видать, духом святым питаться? – съязвил раздраженный Иван Кольцо. – Припасов на зиму нам не хватит, если еще твою ораву кормить!

Болховский опустил глаза. Княжеское достоинство его было уязвлено, но кто в том был виноват? На помощь ему, не умевшему о чем-либо кого-то просить, пришел его ближайший соратник, стрелецкий голова Ванька Киреев.