– Да, но говорить о нём на улице опасно. Агенты повсюду, – Доминика оглянулась.

– Какие агенты? – спросил я, насторожившись.

– Я не могу об этом говорить. Когда—нибудь, может, узнаешь.

Внезапно у одного из прохожих зазвонил телефон.

– У него Адель… играет…

Доминика смотрела на меня страшными глазами. Я растормошил её за плечо. Лицо девушки вдруг позеленело, она поджала губы и вцепилась в меня, крепко обнимая от ужаса. Ей что—то почудилось, она что—то вспомнила.

***

Ночное дежурство. Бонни спит за соседним столом, я заполняю бумаги, параллельно подробно изучая информацию о препаратах, которыми кормили Доминику. Честно, поить человека ядом намного безопасней, чем этими таблетками. Я скопировал тексты и, вставив в электронное письмо, отправил Альберту. Может, хоть это докажет факт того, что девушка полностью здорова и сидит здесь действительно по щучьему велению или ещё из—за чего похуже.

В личных вещах, кстати, я нашёл часы. Необычные – никогда таких не видел – дорогие: чёрный металлический пояс и белый циферблат с лазерной гравировкой – «Ника». Мать—модель никак не обеспечивала дочь, Доминика не работала. Чей дар – загадка. Если это дело рук похитителя, то в голове возникает несколько версий: либо это какой—то акт морального насилия, либо наш маньяк втрескался в жертву. Когда я отдал часы владелице, она слабо улыбнулась и спрятала их. Всё это очень странно.

Думалось о похищении.

Я зевнул и размял шею. Темнота обволакивала этаж. Ночь была тихой, я захотел домой, но оставить Бонни одну не мог, хотя та убеждала, что выдержит смену за нас двоих.

Внезапно послышался крик. Медсестра вскочила.

– Это двести вторая. Первый раз за месяц.

– Доминика! – я понёсся по коридору.

– Дом, подожди! Успеем! – Бонни с саквояжем догнала меня.

Я открыл дверь, и от увиденного мне стало больно: девушка металась по постели, прошибаясь холодным потом. Стон и крик наполнял комнату ядовитым облаком. Бонни принялась искать успокоительное: весь этаж проснётся.

– Пожалуйста… не убивайте их… – всхлипнула девушка. – Пощадите…

Я запрыгнул на постель и сцепил хрупкую фигурку в объятиях. Крики боли заставляли меня ненавидеть сюрреалистичный мир светлого будущего, в котором родился, потому что при всей прогрессивности и гуманности тенденций люди продолжали страдать.

Спустя секунд тридцать Ника перестала дрожать и уснула. Я отпустил и укрыл её одеялом.

– Как у тебя получилось? – шепнула Бонни.

– Её кошмары, – сказал я, вспоминая жёлтую папку. – Это пугает меня больше всего. В них больше смысла, чем в любых документах.

– Дом, ты уверен?

– Абсолютно. Она здесь, потому что знает больше положенного. Какой—то урод не хочет, чтобы Доминику выпустили. Он боится её. Или же верха считают, что здесь ей безопаснее, но при этом они кормят её ядом.

– Почему?

– Не знаю. Но два года, проведённые с неизвестным убийцей, могут дать свои плоды.

– Весёлая история.

– Если я смогу доказать её безобидность…

– Напоминает какой-то второсортный триллер.

– И не говори, – прошептал я, чувствуя, будто что—то прошмыгнуло в темноте. Обернулся и увидел лишь тени шкафов и занавесок. Но я слышал тихие, кошачьи, медленные шаги.

По пути из палаты я наступил на стеклянную ампулу и чуть не обделался. Когда же нам заменят уборщицу?

***

– Би… Его зовут Би…

Я делал заметки в блокноте, когда услышал эту фразу на следующее утро. Доминика напряжённо сминала пальцами одеяло, как маленький ребёнок, прячась под ним от неизвестного монстра, порождаемого тенями. Короткие пряди волос прилипли на пот к лицу.

– Что ты конкретно видела тогда? Можешь его описать? Это поможет полиции найти его, – ввязываться в козни маньяка не хотелось, но пришлось.