Би приложил два пальца к моей сонной артерии и что—то прошептал. Я начала задыхаться от ужаса. Эти бледные нечеловеческие руки с омерзительно длинными сильными пальцами… От прикосновения мне стало совсем дурно, панически страшно. Тело выкручивало от желания двигаться и бежать, кричать, но что—то сверху давило, с пудовым усилием заставляя неметь всеми конечностями.

– Доминика, ты очень важный человек, потому…

– Босс!!

Темнота…

***

– …Я очнулась уже в больнице. Меня допрашивали, – закончила Доминика и вытерла слёзы, – Я боялась, но он ни разу не причинил мне боли. Тот год я прожила хорошо.

– Ты винишь кого—то в том, что случилось?

– Он не успел сказать что—то важное, я чувствую, – девушка села на диван.

– Может чай?

– Давай…

Спустя пять минут я вернулся из кухни с двумя чашками ромашки и тарелкой зефира. Доминика обхватила чашку и молча начала без остановки пить. Я откусил зефир и посмотрел на неё. Девушка выдохнула и улыбнулась мне.

– Случалось ли там что—то странное? Как он себя вёл?

– Слишком тепло ко мне относился. Хотя иногда я слышала крики. Однажды я наступила в лужу крови, когда зашла умыться на первом этаже. Представь: холодная светлая плитка в ванной, три ночи… Я спустилась вниз, потому что наверху краны не работали. Было влажно и темно. Я зашла в уборную, включила свет и увидела на стенах красные разводы. Это были чьи—то ладони, отпечаток лица. Чем—то тухлым воняло. Я просто стояла там, смотрела на стены…

– Как в фильме ужасов?

– А—то. Такое ощущение, что там кого—то долго убивали. Вспомнила!

– Что?

– Слушай…

Уже прошло много времени с момента моего попадания в «злачное место». В один момент я сидела в комнате, а та была не сильно большая: окно большое с широким подоконником, рядом кровать и шкафы. Я смотрела вниз из окна на зелёную лужайку заднего двора, влажного от недавнего дождя, и пила чай. Было уютно. Но внезапно за моей спиной хлопнула дверь и послышались тяжёлые шаги. Я повернула голову.

В проходе стоял Би. Я немеющими руками поставила чай на подоконник и спросила:

– Вы что—то хотели?

– Кристофер сказал, что из дома тебя вытащили разъярённую. Почему?

Мужчина мрачно смотрел на меня исподлобья. Жуть какая, в особенности, потому что в этом положении его глаза начинали светиться белым.

– Я тогда поссорилась с отчимом. Обычное дело: наша ненависть взаимна. Мать не живёт с нами. Я даже не уверенна в её родственности, хотя в документах пишут, что она меня родила.

– Он тебя бил?

– Вам—то какое дело? Вы и Ваши люди меня чуть вообще не убили, – я фыркнула.

Чернильные глаза вмиг наполнились чем—то страшным.

– Сними верх, – спокойно сказал Би.

– Зачем? – спросила я, выпучивая глаза. Внутри что—то задавило, затряслось и похолодело. Я попятилась от брюнета в надежде нырнуть в ванную и там перелезть через окна на этаж ниже, чтобы спокойно найти Кристофера, с которым шансы выжить росли на глазах. Но не успела

Мужчина резко подошёл ко мне со спины и стянул свитшот. Я съёжилась, оставаясь в одном спортивном топе. В горле собирались слёзы.

Тонкие пальцы прошлись по коже воротниковой зоны.

– Шрамы. На простые побои не похоже. Что он делал? – хрипло произнёс Би.

– У меня ещё и под челюстью шов. Он просто кидал меня на дверные косяки, шкафы, будто тряпку, – мои глаза наполнились слезами. – Я не знаю, почему… Всем всегда было наплевать на это. Я попадала на ступени, углы, ручки мебели. Мне зашивали бок… Травмпункт стал вторым домом для меня, а любимая еда – ибупрофен, особенно, если у идиота в руках оказывалась бутылка или какой—либо другой предмет.

– Мать хорошо платила органам опеки, – прошептал мужчина, нежно ощупывая левый бок, на котором и сейчас можно заметить яркую полоску. – Мне так жаль.