— А я тебе говорю “до встречи”.

Выныриваю на крыльцо, и на меня налетает порыв ветра, который будто требует вернуться в кофейню к Адаму, но я торопливо спускаюсь по ступеням. Жизнь продолжается и ничего такого страшного, чтобы я сейчас смахивала слезу со щеки, не произошло. Да, встретилась с бывшим любовником, но он остался в прошлом.

— Может, тебя подвезти?

На этот раз я не оборачиваюсь и скрываюсь среди остальных прохожих. Затем сворачиваю в переулок, приваливаюсь к стене и ищу в сумке пачку влажных салфеток, чтобы вытереть щеку, которой коснулись губы Адама, но не нахожу. Я их оставила на столе, как и свой ежедневник.

— Проклятье, — цежу я сквозь зубы и в панике раздумываю над тем, что делать дальше.

Надо вернуться. Я бы не сказала, что в ежедневнике есть что-то очень важное, но я не хочу, чтобы кто-то в него заглядывал, например, Адам, и изучил мои списки покупок, расписание рабочих и выходных дней, глупые каракули и встречи. Рискну.

Я с облегчением выдыхаю, когда не нахожу машину Адама на парковочном месте, и залетаю в кофейню. Бариста за стойкой ойкает, когда я быстрой тенью кидаюсь к столу. Нет ежедневника. Как и салфеток. Ни на столе, ни под столом, ни на стульях.

— Я тут забыла… — бросаюсь к стойке. — Ежедневник. Желтый с красной резиночкой.

— Он оставил номер телефона, — бариста протягивает клочок бумаги. — Сказал, что вернет ежедневник при личной встрече.

— Вот же урод, — рычу в бессилии и хочу пнуть высокий барный стул, но все же не даю воли этому глупому порыву злости.

— Пообещал сдержать свое любопытство на сутки, — тихо продолжает бариста. — не больше. Он даже время засек.

— Он меня еще шантажировать вздумал? — охаю я и выхватываю клочок бумажки из ее пальцев.

— И он добавил, что это не шантаж, — слабо и извиняюще улыбается. — А лишь здоровое мужское любопытство.

Номер тот же, что и пять лет назад. И я его до сих пор помню, как бы ни пыталась его забыть. Сколько раз я набирала эти цифры, стирала их и вновь набирала!

— Там что-то важное?

Молча рву бумажку. Что он за человек такой? И я тоже хороша. Уши развесила, рот открыла и обо всем забыла. Прощаюсь, выхожу и плетусь вверх по улице к автобусной остановке. Позорное увольнение, встреча с бывшим, который стащил мой ежедневник… Нет слов.

И меня окончательно добивает рингтон на телефоне молодой женщины, что сидит рядом со мной в автобусе. Эта песня играла на нашем с Адамом первом свидании в тихой ночной кафешке. Май, летняя веранда, только прошел дождь и мы изучаем меню. Я даже чувствую запах влажного асфальта и слышу шелест листвы.

— Вам звонят, — обращаюсь я к женщине.

— До припева пусть доиграет, — отвечает она. — Люблю эту песню.

— А я ее ненавижу, — сстискиваю ручки сумки до побелевших костяшек.

— Твои проблемы, дорогуша, — равнодушно пожимает плечами и подпевает женскому вокалу. — Не оставляй меня…

Встаю и ухожу вглубь автобуса. С трудом выдерживаю тридцать минут поездки, выскакиваю на своей остановке и буквально бегу к мрачному муравейнику из стекла, бетона и камня. Через пять минут проворачиваю ключ в замочной скважине, распахиваю дверь и кричу, почти на грани истерики:

— Вань, я дома!

5. Глава 4. Надо валить

— Мама! — раздается восторженный визг. — Мама!

На меня налетает маленький ураган и чуть не сбивает с ног. Я подхватываю Ваню на руки, и он целует меня липкими губами, обнимает и утыкается носом в шею. Тяжелый стал. Скоро и не подниму этого ласкового лосенка.

— Ма, ты его сладким кормила? — повышаю я голос, уловив запах шоколада. — Мам!

— Нет, — из кухни выплывает мама и бессовестно закидывает в рот кусочек шоколадки. — Только подразнила.