Демьян Швец в нашей компании изрядно выбивался, потому как у него не было богатых родителей. Всегда мрачный и слегка отстраненный. Он вызывал интерес тем, что был не таким, кого мы привыкли видеть в своем окружении. Пирсинг над бровью, рваные джинсы и кожаная куртка, а старенький мотоцикл, несмотря ни на что, добавлял опасности. Он мало говорил, но одним взглядом давал понять собеседнику, что звуков лучше не произносить.

Вот и сейчас, глаза ночи не изменились. Однако, исчезла та искра, которая раньше питала меня. Искра, которой он поджигал сердце, заставляя его горячо полыхать.

— Я…— не знаю, зачем вообще пытаюсь хоть что-то сказать: — Рада тебя видеть.

И это правда, невзирая на боль, на то, что чувствую себя почти при смерти, я ведь не переставала хранить в своем сердце его место.

Марк тут же бросает взгляд на меня, и я вижу как гуляют желваки по его лицу.

Демьян же в ответ вздергивает бровь в нахальной насмешке, но оставляет реплику без внимания.

— Еще увидимся.

Неясно кому он говорит, мне или Прохорову, прежде чем двинутся в сторону от нас. Однако, по лицу понимаю, что скорее всего это относится к нам обоим.

Он будто обещает последующую встречу. Правда, и не сказать, что это угроза, нет. Скорее это безаппеляционная констатация факта.

Оборачиваюсь ему вслед, догадываясь, что он прекрасно понимает, что делает.

И откровенно сказать, это пугает.
Да, шесть лет немалый срок, но очень хочу верить, что он не стал похож на того, кто все еще сжимает мою руку.

— Какой-то уж больно уверенный твой любовничек! — чеканит Прохоров.

И это вызывает усмешку.

— Как минимум, он не мой любовник, как максимум, ты слышал своего партнера. — наконец, одергиваю руку, потирая пальцы.

Объясняю Прохорову, что он слишком забылся.
Он увидел перед собой не того парня, у которого только мотоцикл за спиной. Теперь, Демьян наравне.

И вероятно, именно это не дает усмирить мне тревогу в душе. Ему есть за что спросить, а мне есть за что ответить, так же как и Марку.

— Ева…— предостерегающе звучит собственное имя.
— Что? — не выдерживаю и устало смотрю на мужа: — Что, Ева?!

Прикрываю глаза, ощущая, что держаться все сложнее и сложнее.
Плюю на все, и разворачиваюсь к выходу из зала.

Сейчас вообще все равно, что он будет делать, что говорить. Устроит ли скандал из-за того, что я не была покорной женой на таком важном вечере.

Это ведь вопрос репутации...

Слова, от которых тошнит. Сначала я с ними росла, а затем меня швырнули туда, где это больше, чем постулат.

Но сейчас плевать.

Двигаюсь в сторону уборных через зал. А в фойе осматриваюсь в поисках нужных указателей. Окрываю дверь в небольшое помещение, которая как раз соединяет мужское и женское.

Однако, когда я готова облокотиться на столешницу у зеркал, а вздох облегчения готов сорваться с моих губ, я застываю.

В отражение смотрю на то, как Демьян стоит, прислонившись к стене.
Дверь сама захлопывается сзади и это заставляет тело отмереть.

Не знаю, как себя вести, начать ли разговор или уйти молча.

Пульс зашкаливает и, кажется, бьется в висках.

— Пожелание не шибко исполнилось, верно? — вдруг хрипло звучит мне в спину.

В зеркале прищуренный взгляд темных глаз застывает на мне.

— Какое? — не хмурюсь, а скорее готовлюсь к этой схватке.
— Забыла?
— Демьян, о чем ты? — начинаю раздражаться, но только потому что не могу показать ему то, что наяву все иначе.

Что бережно храню внутри свою любовь, приправленную чувством вины, страданиями и мукой.
Сейчас ведь нет смысла ворошить прошлое…он не готов это услышать, вижу. Осознаю, что наверное стоило это сделать раньше…но моя слабость была сильнее.