Тут буквально несколько метров.

Выглядываю из комнаты, и глубоко вдохнув, на цыпочках выхожу. Керамогранит служит моим сообщником, позволяя бесшумно передвигаться.

Молю только о том, чтобы Прохоров не вышел к бару в гостиную и, чтобы дверь в кабинет не была закрыта.

Когда останавливаюсь около нее, сжимая зубы, надавливаю на ручку и не чувствую сопротивления. Также тихо прошмыгиваю, оказываясь в полной темноте.

Слева должна быть небольшая тумба, поэтому намеренно останавливаюсь, включая фонарик.

Сердце колотится так, что готово выпрыгнуть из груди, а адреналин разгоняет кровь до немыслимых скоростей.

Бросаю взгляд по сторонам и спешу к столу. Пытаюсь рассмотреть бумаги, что сложены в одну стопку.

Однако, тут все мимо.

Какие-то счета, платежные поручения, целые технические задания, судя по всему, на будущие или имеющиеся здания.

Лезу в ящики, стараясь бесшумно и медленно их отодвигать.

Первый практически без документов. Тут лишь какие-то печати, портсигар, ручки.

Снова отрываю взгляд, освещая фонариком пространство. Даже если здесь есть сейф, у меня нет доступа. И никогда в жизни я не подберу нужную комбинацию.

А когда возвращаюсь к ящикам, заглядывая во второй, вижу папку с красной надписью.

Аккуратно достаю и гашу в себе тревогу.

Если Прохоров застанет меня здесь, одной пощечиной я не отделаюсь.

Раскрываю документы и столбенею.

С небольшой фотографии три на четыре на меня смотрит Демьян шестилетней давности.
А то, что я вижу дальше вводит в леденящий душу ужас.

Это личное дело.

Полная дата рождения, место, где родился, в каких детских домах был, где жил… Целая биография.

Пробегаюсь глазами, потому как частично его историю я знала. Но, безусловно, без такого количества сухих фактов.

Он никогда не делился тем, как остался один. А если верить этим файлам, оказывается, его забрали органы опеки в пятилетнем возрасте.

Перелистываю страницу, все еще находясь в замешательстве и страхе, и будто оказываюсь в каком-то кошмаре.

Здесь другое фото.

И тут человек, чье лицо невозможно разглядеть. Лужа крови под его головой, и есть невозможная догадка, что он мертв.

Не верю в то, что вижу и, опускаясь на пол, с дрожащими руками вчитываюсь в каждое слово.

Осужден…признать виновным… назначить наказание в виде четырех лет колонии...

Беззвучные слезы капают на страницы, и ощущение, что во второй раз в своей жизни я умираю.

Сквозь пелену в глазах ищу данные человека, которого он избил, но замечая, понимаю, что мне имя не знакомо.

Дальше вижу дату выхода из тюрьмы.

Облокачиваюсь на стол, не в силах дышать и не переставая плакать и сдерживать всхлипы.

Снова склоняюсь над чертовыми буквами, ища еще несколько дат. А когда нахожу, окончательно складываю пазл.

Он сел в тюрьму через три месяца после нашей последней встречи. А следствие было начато через восемь дней после нее...

Боль в груди усиливается, потому что ее будто сдавливают тисками. Со всей мощью, не давая ни единого шанса вырваться и освободиться.

До дрожи в теле хочется выйти к Прохорову и высказать все, что я думаю, хочется вернуться в то время и высказать отцу…

В голове простреливает мама, и я отчаянно надеюсь, что она не была в курсе этих дел. Потому что если окажется иначе, то я не знаю, что будет со мной.

Кажется, что в этом мире с самого начала я была одна.

Что все, кто вокруг меня предавали. Они шаг за шагом уничтожали то, что я к ним испытывала.
Кроме одного человека. И теперь, его ненависть…его желание мести…я готова прийти и сказать, чтобы действовал.

Чтобы бросил все свои козыри.

Изменить прошлое я не в силах, а доставить ему, наконец, чувство справедливости - это единственное, что я могу.