– Полезай, – повторил Японец и ткнул меня в спину.

Кое-как я оторвал ноги от крыльца и уселся на дальнюю от нас перекладину. Японец примостился сзади, отчего лодка приподнялась носом кверху. Мы отчалили. Не знаю, каким образом нас понесло вперед, но весел в уключинах я не заметил. Да и стоит ли удивляться? По-моему, запас удивления уже давно иссяк.

– Смотри внимательно, – прошептал Японец. – Может, что-нибудь и увидишь.

Я смотрел. Смотрел, но, как ни странно, ничего не видел. На этот раз окна были либо зашторены, либо окутаны дымкой, из-за которой не пробивался даже свет от зажженных ламп. За ней, за этой дымкой, свет походил лишь на бледную тень самого же себя.

Минут пять или семь (или сто двадцать семь) мы так и плыли, в тишине, в призрачном спокойствии, рассматривая дома. Ну и пускай, думал я, пускай ничего не увижу, зато останусь в блаженном неведении. Покатаемся на лодочке, а там уже и домой…

Но слишком рано я начал себя успокаивать.

В одном из окон все-таки горел свет. Причем такой яркий, такой насыщенный, словно разбрызганный кистью Ван Гога. Его сияние раздавалось настолько далеко, что и стены противоположных домов замазались, если можно так выразиться, разводами густой краски. Мы подплыли к дому почти вплотную и остановились. Окно было на первом этаже.

– Смотри, – кивнул Японец, и я прильнул к выступу в стене.

Сначала не было ничего необычного. Типичная квартира – несколько старомодная, с обилием красно-черных ковров и хрустальной посуды. У одной стены – диван, у другой – комод и телевизор. Все как у всех.

Затем в комнату вошел молодой мужчина. Старше меня года на три или на четыре, он выглядел так же старомодно, как и его квартира. Выцветшая рубашка в клеточку, кальсоны с оттянутыми коленями, и рыженькие усы. Этого мужчину я видел впервые, но что-то в его озабоченно рыщущем взгляде показалось мне очень даже знакомым, словно вырванный фрагмент из давно забытого сна. Рыженькие усы…

– Узнаешь? – шепнул на ухо Японец, заговаривая, словно продавец с восточного рынка.

Я покачал головой.

– Ну, это ненадолго.

Я вновь переключился на мужчину. Тот разворошил стопку бумажек на рабочем столе и вытащил учебник. Да, именно учебник. Хоть и невозможно было прочитать размытые буковки с форзаца, я все равно угадал в этой книге фетиш моей ненавидящей души. Уж что-что, а «научную книгу» учую, даже если буду валяться изъеденный червями в могильной канаве. Услышу, как хрустят страницы многотомной пытки и…

Господи! О, господи! Я отшатнулся от стены. Лодка качнулась вбок, и доски предательски резко скрипнули. Услышав их, мужчина бросил книгу и тут же подбежал к окну. Я быстро свалился на дно, чтобы он нас не заметил. Пронесло. Пронесло, но… О, господи! Теперь я все понял! Усы, учебники… Ай да Японец, ай да сукин сын! Куда же ты меня приволок, зараза такая, а? Расквасить бы тебя мордой…

Но не время, не время убивать подлого старикашку, пусть еще помочится на старости лет в штаны. Надо продолжать смотреть!

Я вскочил на ноги и вновь припал к окну. На звуки моей борьбы с эмоциями и осторожностью, прибежала женщина, нет, девушка, нет…

– Коля! – вскрикнула она. Ее затравленные глаза испепеляли материнской злобой всякий шаркающий уголок. – Коля! Ты мне ребенка разбудил! Не мог бы потише листать свои учебники?!

– Но я же… я же…

– Я же! Я же! Хуяже! Сейчас сам пойдешь укладывать, раз такой умный!

– Ань, стой… – попытался мужчина, которого звали Колей (ага, а я и не знал), но писк младенца заставил девушку урвать в другую комнату быстрее звука. Вновь наступила спасительная для мужчины тишина.