– Мика, ты где? Слышишь?

В ответ – лишь эхо. Придется идти в гараж.

Я обогнул дом (благо, солнце хоть немного пригревало, а воздух сжалился и потеплел) и зашел в святая святых всякого стереотипного мужчины. Пустота. Нет, конечно, какие-то вещи там и были: коробочки, баночки, напильники, рубаночки, – но катафалк определенно укатил. Вместе с ним, судя по всему, укатил и Мика. По-другому ведь никак. Машины еще не научились ездить без водителей. Пусть немного подрастут, закончат школу, универ, устроятся на работу, и тогда, быть может, начнут жить самостоятельно. А пока без водителей нельзя. Надо подождать…

Что ж, раз Мика и катафалк меня бросили, ничего не остается как вернуться в дом и погулять по этой безумной громадине. Того и гляди, найду какую-нибудь интересную вещицу и разгадаю тайну семьи Мики. Откуда мне знать, может, они потомственные каннибалы? Или мазохисты? Смотрят футбол без пива или заедают коньяк колбасой. А? Чем не секрет?

Ладно, Альберт, успокойся. Ты с самого утра меня бесишь, я уже не говорю про остальных. Несешь околесицу, пытаешься шутить, иронизировать. Пойди-ка лучше проспись, а то от тебя пивом воняет, как от половой тряпки в разливайке.

Ну и пойду.

Ну так и иди!

Ну так и пойду!

Так и иди!!

Так и иду!!

Да, иду. Лучше и вправду вздремнуть, как говорит внутренний голос. Он, зараза, иногда действительно умные вещи выдает. Правда, их нужно сначала услышать, переварить, принять, так сказать, иначе толку никакого. Но умение находить с ним общий язык все-таки не школьный предмет: оно приходит со временем. Одни уши становятся глухими, другие – чуткими…

Да иди ты уже!!!

Да иду я, иду!!!

Достал. Зачем так орать? Контуженный, блин. И не таких быков присмиряли! Слышишь? Идиот…

Я зашел в дом и вновь упал на серый диванчик в мансарде. Стало хорошо – хорошо не столько абстрактно, сколько физически. Будто после долгой прогулки я присел отдохнуть, и по ногам запрыгали кузнечики усталости. Только представьте: над головой постукивают милые часики, сквозь окна, разделенные носом-перегородкой, вливается февральский солнечный душ, а глаза закрываются медленно-медленно, ласкаемые отзвуком пивных волн вчерашнего вечера. Красота…

– Согласен.

– Что?

– Согласен: красота.

– Вы…

Я приподнялся. За столом сидел мужчина. Совсем уже не молодой, лет так под шестьдесят, холененький, свеженький, в пиджачке, с веселыми глазками и выбритым подбородком. Японец. Смотрел на меня и так заманчиво улыбался, хитрец, что я не мог понять, насмехается он или же просто чем-то доволен. Дежавю…

– И все-таки вы меня нашли, – выдавил я. – Быстро.

– Ошибаешься. Ты сам меня нашел.

– Только давайте без этих вот японских штучек, ладно? А-ля Мураками: говорящих кошек, овец и так далее. Просто скажите, что вам от меня нужно и разойдемся.

Японец достал сигарету и закурил. Прямо в доме!

Я слегка выпрямился, надул щеки, чтобы повозмущаться наглостью, мол, что это вы тут, дядя, сигаретки курите, но он меня опередил:

– Мика всегда здесь курит. Может, и мне немножко можно?

Вот нахал! «Может, и мне, говорит, немножко можно?» Ага, как же. И откуда он вообще знает про Мику? Свечку, что ли, держал?

– А с чего вы взяли, что Мика здесь курит? Я ни разу не видел.

– А разве обязательно видеть, чтобы знать? – Японец с самодовольством откинулся на спинку стула, гордый своей мудростью. Медаль! Несите скорее медаль! Герою нужна медаль! Срочно! – Я видел много слепых от рождения людей, и все они знали, что солнце яркое и круглое, а вода – прозрачная и красивая.

– Им просто об этом сказали, вот и все.

– Возможно. Но кто им объяснил, что значит «прозрачно» и «ярко»?