– Ты ей нравился, – флегматично отметил Магас.

Хайруллин молчал. Ему хотелось думать, что Дарина осталась той же семнадцатилетней девчонкой, желавшей – о, пламенное сердце! – революционной борьбы и, разумеется, любившей (или пытавшейся) фильмы Жан-Люка Годара. Всегда странно было говорить с ней о том, с кем переспал Гершен, уяснять, почему нужно обязательно было купить Varvara, а не Maldini, и видеть плачущей после полемики, от которой она сама же и требовала больше жестокости; ох, дурак, почему же ты все понял напрямую? И ведь сорок, женат, а растерян, будто подросток… Хайруллин заметил, что Дарина стала грубее и злее. И он, конечно, был немало виноват в этом.

– Ах, Рамиль, тебе нужно было сделать все с точностью до наоборот! – жалея его, воскликнул Магас. – Тебе нужно было внедриться, а не стать ими, быть единственным живым среди солдат Урфина Джюса. Изменить их изнутри. Помочь этим чурбакам дать побеги…

– Я открою тебе секрет: половина этих ублюдков, отращивающих сало, чтобы запихнуть под него больше денег, – это внедренные агенты светлых сил. Но они вошли в царство мрака, и свет больше не достигает их. Они забыли разговоры, которые вели за бутылкой водки на убогих кухнях. Они познали комфорт, и их нищета не устояла. Революционер должен быть голодным. Сытые революционеры случаются, но их съедают первыми.

Хайруллин замолчал, освеженный и дрожащий.

– Все-таки я разбередил тебя, – удовлетворенно откликнулся Магас. – Узнаю Рамиля, который умел снимать форму. А ведь ты нам помогал, – к голосу его подступила горечь. – Мы тебе доверились.

– Доверились сотруднику охранки. Глупо. Я не хотел, чтобы все так вышло. Но мне дали прямой приказ.

– Как будто это кого-то оправдывает.

– Как будто я оправдываюсь. А ты оправдываешься? – Хайруллин позволил себе немного обиды; за то, что Магас все еще был здесь и все еще во что-то верил, хотя оба были свидетелями одного и того же цинизма. – Ты ведь был очень полезным информатором.

– Аркада, – многозначительно произнес Магас. – Все ваши деньги пошли на революционную борьбу.

Хайруллин так и не мог понять: то ли Магас абсолютно беспринципен, то ли безжалостно принципиален.

– ФСБ на тебя выходила?

– Нет. Видимо, я пока не дорос.

– Так и не спеши стать взрослым. Поможешь чем-нибудь?

– Если тебе дадут прямой приказ, что меня спасет?

– Вот и не доводи до прямого приказа.

От расчетливого вида Магаса, который шел ему как похоть – роже старика, Хайруллина передернуло.

– Восторженного шмуля на трибуне видел? Умный парень, но в качестве товарища – идиот, троцкист и истеричка. Он много внес в кассу, имея богатого папу. Но иссяк; он нам больше не нужен. Хочешь, целую операцию сварганим? Дадим ему факел и ведро масла. Задержите экстремистскую ячейку, готовившую поджог… ну не знаю, управы. Лишний раз с префектом расцелуешься. А от остальных пусть отведут взгляд.

– Не хочется мне отводить от вас взгляд…

– Тогда о чем разговор?

– Я должен знать, что выборы пройдут спокойно.

– Смотри на меня и увидь, что я честен: мы не собираемся создавать проблем на этих выборах. У нас большие планы по монетизации трансляций с дебатами и запланирована гневная программа в «Рупоре» на вечер оглашения результатов. Можешь задержать нас за то, что мы побили правых блогеров в трендах. Но проблемы могут возникнуть, если у Романова украдут победу. Сам знаешь: однажды наступает момент, когда государству становится понятен только язык булыжника.

– Зачем поднимать бучу из-за такого, как Романов? Это торгаш, который распродаст всю страну.

– Вот это да! Политинформация у вас все еще строится по советским лекалам? Ваши речи разваливаются от заплаток. Но откуда слухи?