Я поражался мастерству Василиса. На дне корзинки он уложил подстилку из сухого мха и воткнул в него розы одну за другой. И они стояли прямо, сами по себе, как на ножках.

– Какую красоту ты сотворил, – сказала Лиза, ошеломленно глядя на него. – Где ты так научился украшать корзинки?

– Я работал в одной хорошей цветочной лавке, в Афинах, в мой первый приезд в Грецию, пока не попал сюда, – ответил Василис.

– В твой первый приезд в Грецию? – спросил Лукас. – А где ты жил раньше?

– Я туркомерит.

– Что это значит? – спросила Лиза.

– Значит, из турецких земель, – торопливо объяснил Лукас. – Но кто ты по роду, Василис?

– Ты турок? – возбужденно перебила его Аня.

– Нет, дочка, я грек. И такой непримиримый грек, что сами греки Эллады мне позавидуют. Ведь я македонец.

– А почему ты уехал из Македонии? – спросил Лукас.

– Ну… Не очень хорошо ладил там с людьми.

– Почему? Вы ссорились?

– Ну да, ссорились.

– С турками? Вот злодеи! А ты воевал, Василис?

– Конечно… воевал.

– А много турок ты убил?

– Порядком… Но не турок, не с ними мы воевали.

– А с кем?

– С болгарами.

– С болгарами? Почему? – спросила Аня.

– Расскажи, Василис, – в замешательстве сказал Лукас. – Мицос тоже все время говорит плохое про болгар, что они наши враги. Но они же тоже христиане?

– Говорят, что да. Но лучше бы они ими не были. Они хуже турок.

– Но что они забыли в Македонии? Это же греческая земля, просто турки ее сейчас у нас отобрали.

– Они хотели ее забрать себе, как забрали Восточную Румелию,* хотя она тоже была греческой. А мы не хотели им этого позволить… Так что пришлось повоевать с ними, поразбивать им морды… Македония – греческая земля. Мы заберем ее назад.

Василис говорил упрямо, стиснув зубы. Его нахмуренные черные брови под белыми от седины волосами придавали его кроткому и доброму лицу ожесточенный вид.

Лукас задумчиво поглядел на него, но ничего не сказал.

– Конечно, мы заберем назад Македонию, – порывисто воскликнула Аня. – Лукас говорил, что, когда вырастет, он станет военным офицером и заберет ее. А Мадемуазель над ним все время подшучивала.

– Да пусть подшучивает… В наших краях франкам не место, они не понимают, о чем наши мечты. И лучше пусть не вмешиваются, никогда от них не было нам добра. А ты правда, Лукас, это задумал сделать, когда вырастешь?

Василис поднял на него взгляд и увидел задумчивое лицо мальчишки.

Но Лукас не ответил.

Василис слегка погладил его по голове.

– Не отступай, Лукас, если к тому времени не проснется еще свободная Эллада. Но ты еще мал. Думаю, скорее кир Мицос пойдет в офицеры и заберет эту землю, прежде чем ее опустошат эти звери.

– Турки? – спросила Лиза.

– Болгары.

Он сказал это с такой ненавистью, что я невольно поднял на него взгляд. Как лицо Василиса могло внезапно стать таким злым?

Лукас тоже это заметил и заволновался.

– Они причинили тебе какое-то зло, Василис? – спросил он. – Тебе лично что-то сделали плохое болгары?

Василис не ответил. Его губы нервно дрожали, но руки продолжали втыкать в дно корзины розы одну за одной.

Лиза положила свою белую ручку на грубую руку садовника.

– Скажи, Василис, что тебе сделали злые болгары? – участливо спросила она.

Но он снова не ответил.

– Не хочешь говорить нам? Почему? – более резким тоном спросила Аня.

– Оставь мне мое, Анюта, – сказал вдруг с усталым вздохом Василис. – Смотри! Волосы мои поседели за несколько дней. Оставь меня есть свой хлеб, что дает мне твой отец, да будет к нему милость Богородицы. Не спрашивай меня об этом.

Ребята больше ничего не спрашивали. Садовник молча вплел последнюю розу в ручку корзины.

Неожиданно Лукас вскочил, обнял Василиса за шею и поцеловал.